Дорога странствий, ветер перемен – для поэтессы это звуки не пустые.
Она вдруг может неожиданно сорваться, поселиться в штате Мэн, почти что рядышком с Канадскою границей. И долго добираться на работу в город Хултон, где исполнять с большой отдачей долг врача. Жить переменчивою жизнью, напряженной.
Или поехать в Калифорнию, где жить на островке, в не очень часто Тихом океане. И по длиннющему надежному мосту опять же долго ехать на работу в Сан-Франциско.
Во всех дорогах, будь то путь в центральный Денвер, иль переезд в далекий Новый Орлеан, за ней повсюду поспевал её рояль, как ни мучительна была транспортировка.
Она из тех, кто распознал, что жизнь – искусство, а не зачитанный до дырок манускрипт.
А у черёмухи в Машковом переулке
Уж набухают изумрудные листы
Я отправляюсь по бульварам на прогулку
Надев браслеты из кудрявой бересты
И напоследок – поэтесса Анну Бру нередко пишет прозу – по-английски. Один из первых её опытов – рассказ, она показывала Курту Воннегуту. И получила одобренье «В добрый путь».
Возьмем эпиграф – он поставлен не случайно. Ведь те стихи для Анны жизненное кредо. Не богохульствуя, не делая привычек, а искренне и просто – просто жить. Чтобы сказать уже когда-нибудь потом, как у Цветаевой в конце стихотворенья:
Гляжу и вижу одно – конец,
Раскаиваться не стоит.
«Явилась я с далекой Андромеды…»
Явилась я с далекой Андромеды
Без чемоданов, сумок, барахла.
Обутая в резиновые кеды
Гляжу на золотые купола
Я световые версты нанизала
На чётки, что купила в Бухаре
Я помню, как девчонкой приезжала
На площадь трёх вокзалов на заре
Москва ещё жива, как прежде – дышит
В морозном воздухе струится пар из труб
Что смотрят ввысь. Мотор ревёт и пышет
Ещё секунда, и к созвездиям рванут
В столичных улиц супергибкую поверхность
Втопчу я снег упругим башмаком
А после ринусь в вековую бесконечность,
Простившись с тяжестью московских катакомб.
«Давно родившись, медленно и в муках…»
Давно родившись, медленно и в муках,
В день осени, дождливый и сырой,
Очнулась я в дешёвых серых брюках
На лавочке в метро, на «кольцевой».
Глотая жёлтый полумрак туннельный
Держусь за поручень, как птица за червя
Дыханье моей музы из вселенной
Я чувствую у своего плеча.
Локомотива электрическая сила
Меня уносит, может – навсегда.
С туманных сопок где-то на Курилах
Луна глядит раскосо на меня.
Она подмигивает белыми глазами
Такая праздничная в облачном манто
И полускрытая за теми облаками,
Скрывает оспой поражённое лицо.
Прощай Цветной бульвар, моё почтенье!
Бубнят в аллее сонно циркачи.
Пьют пиво с воблой после представленья
Свободного паденья короли.
Вино
Спасибо предкам, что придумали вино.
Мы знаем наперёд, что в гроб дубовый
Традиций старых следуя законам
Нас упакуют строго, все же – но…
Мы продолжаем и продолжим пить вино
Поскольку плоти вечной жизни не дано.
«В абсурде фиолетовой ночи…»
В абсурде фиолетовой ночи
Ножи в тортах торчат, как минареты.
Из спичек воздвигаю я Кижи
В дыму твоей последней сигареты.
Пластинка нашей пламенной любви
Проиграна на скорых оборотах.
Шрапнель ещё свистит из-под иглы,
Минуя сердце, отупевшее в заботах.
Но ты – ты преподносишь мне цветы
В залог привычного земного постоянства,
Как будто свет давно исчезнувшей звезды
В таинственном космическом пространстве.
Мы обнимаемся. В объятьях – осторожность,
Страсть