– Мам, я щас приду. Оставь его, – забубнил Рост, но та не унималась.
– Паскуда, – прорычала она, обращаясь явно не к брату. – Какого хера ты пришёл?! Это мой дом. Убирайся! Ночует тут и еще пальцы передо мной веером… – разорялась она.
В кровь прыснуло ядом раздражения, но Иван терпел, не оборачивался и молчал.
– Мать, отчепись! Нам тут перетереть надо, не видишь… – послышалась возня. Видно, Рост пытался выдворить ее из комнаты.
– И ты туда же, скотина, защищаешь выродка! Он нас не уважает. А на тебя он клал!.. – рычала она.
Рост все-таки вытолкал мать из комнаты, и сам ушел вместе с ней. Хлопнуло дверью, и шансон забубнил глуше. Иван облегченно выдохнул, невольно чувствуя благодарность к брату. Если бы не Рост, Ивану давно пришлось бы бомжевать. Он закрыл глаза и тут же отключился.
Глава 3. Вера
Вера дошла до пролета на втором этаже, но на свою площадку подниматься не спешила. В голове после таблеток немного прояснилось, но стоило еще немного подождать, чтобы окончательно прийти в себя. Иначе родители догадаются о приступе. Она села на подоконник и принялась оттирать грязь с куртки и штанин.
Кажется, она его обидела. И почему не дала ему свой номер? Испортила телефон, а номер не дала. Когда в последний раз кто-то из мальчиков хотел ей позвонить?
Вера открыла с телефона свой паблик «ВКонтакте». Накануне утром она запостила пару красивых строк неизвестного автора: «По листьям опавшим деревья не плачут… Им новые листья подарит весна… Уметь не жалеть – вот, поистине, счастье… Не плакать о том, что ушло навсегда…» За целый день ни одного лайка, ни одного комментария, даже от Олеськи. Тишина. Да что там паблик, на нее никто не смотрит. В буквальном смысле. Все отводят глаза, отворачиваются. Все подчеркнуто любезны. Полгода назад, в самом начале болезни, у Веры был период, когда она злилась на все и на всех. Но, что бы она ни вытворяла, как бы отвратительно себя ни вела дома или в школе, никто не обижался, никто не отвечал грубостью на грубость, и это бесило еще сильнее. Если бы только ей ответили, если бы только отнеслись как к нормальной зарвавшейся, обнаглевшей стерве, но нет… Она разом попала в особую категорию прокаженных, с которыми нельзя спорить, на которых нельзя обижаться. Для них она уже умерла, а о мертвых либо хорошо, либо ничего. Ведь они отпустили ее без борьбы и, кажется, почти без сожалений. Даже мать, каждый раз глядя на Веру, прощалась.
Но это было только началом. Дальше стало еще хуже. Скоро все устали ее жалеть. Устали чувствовать себя виноватыми за то, что они здоровы и могут жить, а Веры скоро не станет. Каждый раз, когда она возвращалась в школу, одноклассники и учителя будто говорили: «Ну, когда ты уже умрешь, и мы сможем забыть о тебе?» Она чувствовала, как ее отторгают. И если бы только школа и друзья, но даже собственные родители устали от нее. Отец все реже появлялся дома. Он усиленно взялся за работу, ведь на операции и лекарства нужны деньги. Его продвинули по службе. А недавно выяснилось, что у отца роман с ассистенткой, о котором знают буквально все. Он