Когда же ночью провожало
Солёным глазом море век,
Сколько людей выражало
Их обезумевший бег?
Когда уйдёт судьба в свой дом,
Устало груз себя неся;
Облечённые словом,
Мчались мысленным ковом,
Где наковальня опыта,
Под молот судьбы,
Правя молоточком счастья
Узор меча памяти.
Так, в чистилище сна,
Наши дневные попытки,
Мыслей причудливых свитки,
Полные воли огня,
Плавятся в тигле смерти.
Так река вопила,
Тело моё пила:
"О, трепещи!"
Покачивая глубиной
Могилы облака,
Властью синих кос
Обездвиженных,
С глазами посоха.
Совёнком смотрит ночь,
Букварь духа читая:
Красные слёзы природа
Собирает в сосуды скорби.
Там хоронит.
А когда скорбит,
Пьёт рубин
Скорбью скорбь
Утоляя…
Делали стожок огня. Грелись.
Красные снежинки тепла
Провожали глазами
В небо.
Хотели туда.
* * *
Арбат нес сентябрь
Моченым ночьем,
И улиц целуем
Барокко корябал.
О, лунным нулем,
Арбатко октябрь!
И лужи жульем,
И лижет жильем.
Как ватник-кентавр,
Толпою оплотом
О караул в кулуарах
Моток гоготом.
* * *
Не выбирают роли орлиной…
От невинных пыток устав –
Только один на земле унылой.
Жизнь мертва, если каждый прав.
Жадно вскрывали жемчужину вилкой,
Чудо давали голодным глазам.
Каждое тело стрелою липкой
Хочет притронуться к образам.
* * *
По велению синих морей
Красной пустыни сердца,
Небо искало плечей,
Где ему опереться.
И когда пустыня, как мать,
Отдала молоко этих синих желез,
Приходил отравленный чудом тать,
Грубо мял остывающую кровь солнца.
* * *
Скоро утро.
Повиснет плакат
На окне:
Это – мир Господень!
Ощущаю вишней в вине
Я моё молодое тело.
Будто я на чужом языке.
И не понял никто:
О чём.
Ухожу от тебя налегке,
Ощущаемый палачом.
Не страна, а весёлый бубен;
Не весна, а зелёный дождь;
Не глаза, а случайный гость;
Мир ему – как голодным кость,
На пиру мы, а значит – будем!
А когда по утрам с проклятьем
Грею чай, и клубничный джем
С булкой я безотчётно ем,
И за нудным таким занятьем
Каждым утром я обречён
Своё дряблое видеть тело,