Она смогла, наконец, немного успокоиться. Но когда на дорожке сада заметила Томашевского в сопровождении охраны, передала планшет в руки одной из учениц и бегом направилась к нему навстречу.
Заметив её, Эльдар остановился и выжидающе посмотрел в её сторону.
Поравнявшись с ним, Стефания пристально посмотрела в его глаза.
– Вы что-то хотели? – обратился он к ней ледяным тоном.
– Хотела. Послушайте, господин Томашевский, вам, что некуда девать деньги?
– Отчего же, есть куда.
– Тогда зачем все эти глобальные ремонты?
– Здесь учится моя племянница, а помещения находились в отвратительном состоянии. Я хочу, чтобы она занималась в красивом месте. Вам не кажется, что красота танца не может существовать в хлеву.
– В хлеву? К вашему сведению в школе был сделан прекрасный косметический ремонт во время летних каникул у детей. А сейчас, когда учебный год в разгаре, вы рушите всё расписание и устраиваете эти никому не нужные ремонты.
– Ремонт был согласован с вашим директором и, насколько мне известно, только она принимает решение о проведении подобных работ, а простые педагоги нет, – он смотрел куда-то в сторону.
– А простые педагоги не имеют права высказать своё мнение и претензии?
– Послушайте, Стефания Павловна, у меня нет времени вступать с вами в дискуссию прямо посреди двора. Мой день расписан по минутам. Если у вас есть претензии, прошу пожаловать в мой новый офис. Только не забудьте предварительно записаться на приём через моего референта, – он протянул ей свою визитку.
Стефания смотрела на него как на умалишённого.
– Вы это серьёзно?
– Более чем. Я деловой человек и у меня нет времени выслушивать гневную тираду от зарвавшейся девчонки.
– Это я зарвавшаяся девчонка? Да, я…
Томашевский не дослушав до конца пламенную фразу Стефании, обошёл её и невозмутимо направился в сторону своего автомобиля.
Стеша попыталась броситься за ним вслед, но охрана преградила ей дорогу. Опустив голову, она медленно пошла по дорожке, возвращаясь в сад.
Томашевский сел в машину и повернув голову, долго смотрел вслед на её удаляющийся силуэт. Огромных трудов стоило изображать абсолютное равнодушие. Но это стоило того удовольствия, когда, наконец, в результате увидел её обречённую и подавленную, с потухшим взглядом и поникшими плечами. Она была очаровательна в своём беспричинном гневе и ещё больше в своей слабости.
Едва удержался от того, чтобы не прижать её в тот момент к своей груди и насильно