Образ этот настолько адекватен нашей идентичности, что на уровне элементарного его представления мы уже замечаем – что-то тут не так. Наш Медведь не спит, он бродит по ледяной равнине, поджав голодное брюхо, и мучительно зевает, пытаясь снова уснуть. Это не добрый Мишка, это – медведь-шатун, разбуженный и опасный, изгнанный из разрушенной берлоги и потерявший нить и смысл своей сновидческой жизни.
Каждый, кто способен увидеть в этом образе себя и свой народ, понимает, что наша общая судьбоносная задача заключается в том, чтобы вновь усыпить этого Медведя, убаюкать его, т.е. восстановить во всей былой красе его страхи, иллюзии и проективные фантазии.
За пару десятилетий своих шатаний наш Медведь поднакопил солидный «дневной остаток» (т.е. потенциал нереализованных желаний), которого ему хватит на многие десятилетия сна.
Мы все понимаем, что хватит ему шататься, пора залегать в берлогу.
Проблема в одном – у нашего Мишки больше нет берлоги. Он ищет пути к привычному трансу и не может их отыскать. Он утерял ритуал засыпания, забыл позы сна и давно не слышал колыбельных песен.
Он даже не подозревает, что для этого и, пожалуй, только для этого и был придуман классический психоанализ. И мы уже давно ждем его у своих кушеток.
17. ПСИХОАНАЛИЗ И ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ
Не стоит даже пытаться отождествлять (и даже смешивать) психоанализ и то, что ныне подразумевают, говоря – «я практикую психоанализ», т.е. с психотерапией.
Общего между ними так мало, что этим общим вполне можно пренебречь. Каждый из тех, кто воспроизвел в себе фрейдовский опыт анализа (и только так, если ты не самоубийца), обретенную в этом опыте «психоаналитичность» может при желании использовать для добывания средств для существования в любой сфере человеческой деятельности. Психоаналитичность делает более эффективными любые наши усилия; Фрейд, так уж случилось, был врачом и потому он монетизировал свою «психоаналитичность» через терапию. Не сделав ее, правда, более эффективной (чего не скрывал, отрицая вообще любые точки соприкосновения психоанализа и медицины), но сделав ее более эффектной.
И если кто-либо найдет в наследии создателя психоанализа хоть один пример излечения пациента, я буду ему благодарен. Я же перерыл все его тексты, заметки и письма, но ничего подобного не обнаружил. А обнаружил во множестве замечания совершенно противоположного рода, типа такого: «Поскольку меня совершенно не интересовал вопрос о частоте положительных результатов лечения, я нередко брался и за такие случаи, которые граничат с психопатологией…»