– То верно начальство рассудило, – невозмутимо продолжал рассказчик, – дело к зиме поворачивало. Старалися искать, не найдётся ли где у берегу безопасного места для судов к отстою, токмо не сыскали. Во время приливу вода там пребывает до семи и до восьми футов. Из зверей других не видали, кроме предъявленных песцов, больше голубых, нежели белых. Но шерсть у них не так мягка, как у сибирских, чему разность корму и воздуха причиною быть может.
– Куда столько льешь! – воскликнул вдруг губернатор к казачку, наполнявшему чашку любезной его Анютушуи, – вот истинно «заставь дурня Богу молиться, так тот и лоб расшибет».
– Так ведь во здравие, – оправдывался казачок, поспешно ставя молочник на место. Добрая половина жирных, подрумяненных сливок перешла из него в чашку Анютушки. Женщина, нянчившая ее, отодвинула чашку и поправила подушечку на высоком детском креслице.
– Много ты понимаешь! Разве ты лекарь? Душа моя, – обратился губернатор к жене, – который раз Анютушка жирного отведает, ту ночь всю животом проскорбит, о чем безмерно печалюсь. Смотри же, чтобы Анютушке, ни сливок, ни масла коровьего, а паче – гусятины в вечеру не подавали. Разве русской курицы, и не много. Да прежде пусть мне поглядеть кушанье представят.
– Смотрю о том, друг мой. А на мои глаза, Анютушке за взрослым столом сидеть не годится. Она и у себя словно мышонок кушанья отведывает, а с людьми совсем развлечется.
– Как меня самого по второму году батюшка за стол саживал, так думал и с нею учинить.
Александра Львовна с живостью возразила, что дитя мужского и женского рода имеют в себе гораздо меньше родства, чем то может показаться, и от девы нельзя ждать тех же понятий, что от ее сверстника. Дочь – не сын.
– Бог даст, и оного дождусь, – заметил губернатор с улыбкой. Жена отвечала ему улыбкой же, губернатор кивнул «дедушке», и рассказ возобновился.
– Предосторожность требовала, чтоб учинить смету, сколько съестного припасу осталось и на коликое время его станет. Потому разделили порции, которые от времени до времени. Хотя ещё человек с тридцать на острову от болезней померло, порции так малы стали, что нельзя бы было никому оными прожить, ежели бы недостаток мясом морских зверей не награждён был. Муки двадцать пудов оставлено для будущего пути, когда щастие послужит приготовить новое судно к возвращению на Камчатку. В сем случае никакого преимущества наблюдаемо не было. Офицеры и рядовые получали по равной порции. Все ели вместе, которые в одной яме жили, понеже от холоду выкопали мы себе ямы. Кажется, что состояние натуральной свободы и равенства тут восстановлено было. Того ради и не можно было вести по регулам команды, ибо по смерти капитана-командора, хотя лейтенант Ваксель оную и принял, однако не имел никакого штрафовать. Опасался