Когда чайник выключился, он залил кофе кипятком, вдавил поршень и наполнил ароматным напитком стаканчик для зубных щеток. Он смотрел на себя в висевшее над раковиной зеркало, делая первый глоток. Стаканчик обжигал руку, он поставил его на раковину, провел рукой по подбородку, щетина колола кожу. Ему следовало побриться.
Он сейчас должен был в своем автобусе находиться на пути в Даларну. Им предстояло обеспечить трансляцию из закрытого известнякового карьера Далхалла большого оперного концерта из произведений Вагнера, Альвена и Бетховена в исполнении Королевского филармонического оркестра под управлением Уно Кампрада и скандинавских солистов.
Гуннар с нетерпением ждал этого события, не только из-за немыслимого дохода, который оно должно было принести его фирме. Он обожал Вагнера.
«Мишель Карлссон любила оперу», – подумал он внезапно. Она с удовольствием составила бы ему компанию и посмотрела концерт на месте.
Эта мысль подействовала на него странным образом. Гуннар смотрел на собственное отражение в зеркале, но видел не его – только белые ноги, ухоженный островок растительности на лоне, влагу, все еще блестевшую между бедрами. Он почувствовал, как в нем проснулось желание, и ему стало стыдно. Чем он, черт возьми, занимался?
Он не спал ни секунды после 06:12 утра. Именно тогда сунул ключ в замок передвижной телестанции номер пять, открыл дверь и почувствовал странный запах, с которым ему никогда не приходилось сталкиваться ранее. Сладковатый, кислый и тошнотворный одновременно. Когда стоял на пороге, готовый шагнуть внутрь, и почувствовал его, до него дошла вся абсурдность ситуации.
– Что вы собираетесь делать там внутри? – спросил он столпившуюся у него за спиной компанию, судя по ввалившимся глазам, проведшую бурную ночь и еще до конца не протрезвевшую.
– Нам надо поговорить с Мишель, – заявил маленький доходяга, ее менеджер, и попытался протиснуться внутрь мимо Гуннара, но он заслонил ему путь.
– У меня все убрано и упаковано. Вам нечего там делать.
– Но Мишель ведь внутри, – сказала Анна Снапхане, а когда она говорила, Гуннар обычно ее слушал.
– Откуда ей там быть?
Гуннар стоял перед ними еще окончательно не проснувшийся, разбуженный ни свет ни заря, в незастегнутой рубашке и в ботинках на босу ногу, и понимал, что они не уйдут и не оставят его в покое. Они нарушили его сон, чтобы он открыл им автобус. И сначала он разозлился.
– Какого черта? – спросил он. – Что за глупости?
Гуннар сунул ключи в левый карман брюк, почувствовал хорошо знакомую тяжесть, металлические шипы через подкладку. Потом шагнул внутрь, закрыл на мгновение глаза, чтобы они привыкли к темноте. Узкий проход, ведущий в аппаратно-студийный отсек, был слабо освещен несколькими мониторами, справа – инженерный отсек. Он заглянул в него и проверил блоки управления камерами, открыл дверь в технический проход, заглянул в видеоотсек, окинул взглядом аппаратуру