Почему так, а? Вот почему на очевидные вроде вещи именно так глаза открываются? Пистоль этот адамсовский, фузея у грабителей… И губернатора такого – Лерхе Германа Густавовича – в родном Томске что-то не припоминалось. И либо заслался я немножечко не в тот мир, в котором почти шестьдесят лет коптил воздух. Либо в совсем уж дремучее прошлое сподобился провалиться. Такое, что Транссибом тут еще и не пахнет. Чудны дела твои, Господи!
Прежде чем, постоянно оступаясь и спотыкаясь, в щегольских кавалерийских сапожках-то на каблучке – не мудрено, показалось, что из-за окраин по-хозяйски расположившегося в новом теле разума, послышалось язвительное хихиканье выставленного из «дома» пассажира. Пользуется, гад, что невозможно прижать ему ко лбу холодный ствол сорокового калибра да поспрашивать…
А у татя – сам Бог велел. И ножик его не напугал. Ноги-то все равно мертвой лошадью к земле придавлены – куда он денется с подводной лодки. В Барабинской степи.
– Какое сегодня число? – любезно поинтересовался я, останавливаясь четко на той линии, куда грабитель уже клинком не дотягивался. Полюбовался на выпученные от удивления глаза и продемонстрировал свой единственный аргумент. Был соблазн прострелить гаду чего-нибудь не столь уж важное для жизни, но пуля-то последняя оставалась. Пришлось наступить на горло собственной песне.
– Девятнадцатое, – скривил губы так, что нечесаная бороденка забавно встопорщилась.
– Поди и месяц знаешь?
– Здоровенько же ты, барин, тезоименитство справил. Что и дни спутались… Февраль-жошь. Долгонько до весны ище…
– Девятнадцатое февраля… Ну ты, любезный, мне прямо глаза раскрыл… Начал так хорошо, так досказывай.
– Глумишься? – выплюнул неудачливый грабитель с самой большой в здешних краях дороги. – Погоди ужо. Погоди! До Караваева весть долетит, ужо он на тебя посмеется. Все тебе припомнит. За каждую капельку кровушки, что людишки евойные пролили, спросит…
– Ага, – обрадовался я. Отчего-то совершенно не верилось в этакие совпадения. Ехал себе одинокий губернатор Московским трактом, никого не трогал. Да вот перепутали его с купчиной каким-то и уморить вздумали. Бред?! Бред, однозначно. – А Караваев-то у нас кто?
– Тебе ли не знать, жидовская твоя морда, – вскинулся тать.
– Да уточнить хотелось бы… И отчего же я жидовская морда, тоже? На немчинскую – еще буду вынужден согласиться, ибо правда. А с жидами, уж прости, ничего общего не имею.
– Че, правда?
– Побожился бы, да вера моя лютеранская. Нам не положено. Но мы отвлеклись. Давай-ка вернемся к личности нашего Великого и Ужасного Караваева.
– Небось память возвертаться принялась? Запужался? Коллежский секретарь – это тебе не фунт изюму. Ужо он тебе покажет. Большой человек в округе! То-то покрутисся у него, купчина…
Не врал. Чувствовал. Полуобнаженной