– Всё, свободен, – крикнул он и махнул рукой, потом повернулся к БТРу и скомандовал, – Передай «борту», пусть возвращается на базу.
Вертолёт отвернул и. набирая скорость, пошёл на запад, а офицер повернулся к старику, усмехнулся и сказал:
– А мы побеседуем.
– Урус, урус, урус, – раздался шепот вокруг. Старик взглянул в глаза этому богатырю и, склонив голову, уронил руки.
Ярославцев передал по радио в администрацию, что задержится до одиннадцати тридцати, и на обратном пути заехал в больницу химкомплекса. Там находились трое солдат, которые первыми вступили в бой со степняками. Все трое были изранены стрелами налетчиков, которые перед своей смертью успели выпустить по две-три стрелы. Сержант был ранен в левое плечо и бедро, другой солдат – в левое предплечье и правую кисть, и только третий в тяжелом состоянии, раненный в шею, левый бок, левую щеку и грудь, находился еще на операционном столе.
– Спасибо, ребята, – сказал после краткой беседы с ними Ярославцев, – сегодня вы им устроили кашу. Они, кто живой остался, на всю жизнь зарекутся к нам соваться и детям своим, и внукам закажут. Выздоравливайте.
Затем он зашёл к женщинам. У одной из ягодицы извлекли шальную пулю, другая подвернула ногу при падении с лошади, а третьей ещё накладывали гипс на плечо, тоже неудачно слетела с лошади.
Ярославцев обрадовал пострадавших, сказав, что уже освободили их соседок-коллег по службе и приключению. Шок от случившегося у них уже прошёл и теперь, ещё и узнав об освобождении их подруг, женщины были словоохотливы, шутили и просто кокетничали перед ним. Тот отшучивался, пообещав молодой женщине, у которой извлекли пулю, лично проверить шов на ране на какой-нибудь очередной перевязке. Затем он прошёл с главврачом к нему в кабинет.
Послушав жалобы о проблемах с лекарствами, Ярославцев уловил настроение пока легкой паники у этого пожилого и уважаемого врача. Действительно, хотя лекарства в больницах и аптеках ещё были, причин для паники было больше чем достаточно, ведь они быстро кончатся, а где брать другие?
Председателя Совета обороны начало раздражать это беспомощное брюзжание.
– И что вы предлагаете?
– Я? Ничего не предлагаю. Вы власть, вы и думайте,