– Остановимся здесь, – сказал Нишерле.
– И чем тебе здесь нравится, – спросила Бэудиша.
– Неплохое место, сестра. Да и идти дальше нет ни малейшего смысла – наши поиски можно начать отсюда.
– Так что же мы ищем?
– Ничего особенного – просто погибших животных. Или ты думала о чём-то ином?
– Не знаю, – Бэудиша смущённо улыбнулась. – Пока мы шли сюда, я представляла себе тёмную, затхлую пещеру, в глубине которой бурлит зловонный источник, полный зелёной жижи. Или не источник, а шкатулка, в которой лежит череп, наделённый свойством хранить в себе силу джуммэ. Ни уж никак себе представить не могла, что нам нужны дохлые суслики.
– А нам нужны именно они, – брат засмеялся. – Но это завтра, а сегодня мы заслужили немного отдыха. Эй, Хашиз, достань-ка ту самую флягу – сейчас можно.
Штакшетин осклабился, на его тёмно-коричневом лице белым мрамором сверкнули зубы, и он одним движением выудил из заплечного мешка Нишерле обтянутую кожей деревянную флягу. Вытащив пробку, он, поклонившись, протянул её юноше. Тонкий аромат степного мёда и винограда разом вскружили голову.
Выдержанный «Асульский мёд», чудом сохранившийся в одном из подвалов, Нишерле специально взял несколько фляг как раз для таких моментов, когда есть немного времени для отдыха перед очень важным делом. Губы коснулись горлышка, и божественный нектар обволок язык вкусом сладкого винограда. Юноша сделал глоток и, закрыв от удовольствия глаза, передал флягу Бэудише.
На долину опускалась ночь. Темнота поглотила в своё ненасытное чрево и каменный вал, и скалы, и озеро с речушкой. Смолк треск кузнечиков, замолчали птицы. И лишь шорох в снующих траве в поисках наживы полёвок нарушал тишину.
Хашиз предусмотрительно положил вокруг лагеря верёвку из конского волоса, пропитанную какой-то гадостью, отпугивающей грызунов. Ещё не хватало, проснувшись утром, обнаружить, что припасы из заплечных мешков перекочевали в мышиные кладовые.
Лёгкий ветерок тихо шептал в стебельках и травинках, не давая воздуху застояться, и успокаивал, убаюкивал. Все шестеро спали спокойным, безмятежным сном. Они не видели и не слышали, как рядом, в паре десятков шагов от их лагеря, на берегу ручья появились две тени. Высокий, мощный мужчина, облачённый в тогу, с гривой отливающих рыжиной даже на лунном свете волос и окладистой бородой. И изящная, хрупкая, словно фарфоровая статуэтка, темноволосая женщина в перетянутом широким поясом простеньком длинном платье. Неспешно пройдя несколько шагов, они присели на торчавший из земли камень.
– Это слишком затянулось, брат, – тихо проговорила женщина. – Ослушники на свободе, вершитель начал свою собственную игру. Мир, которому нет места, всё ещё существует. Ты излишне милосерден.
– Вершитель