– Ты так невозмутима, будто подобные похищения – обычное дело, – отметил Сириус.
– Все дело в энергии, воспоминания дают практически столько же энергии, сколько и реальные чувства, – спокойно начал объяснять Цвейг, – ты же не сможешь украсть человека и заставить его испытывать нежность или любовь? Но он испытывал их когда–то, память о них осталась, и она очень сильна.
– А как же страх или ненависть, которые жертвы испытывают, это тоже сильные эмоции?
– От таких переживаний гораздо меньше пользы, чем от воспоминаний, – сказал Сириус, садясь рядом с Лидией.
Он выглядел дерзким, высокомерным, ужасно вредным и по–детски упрямым, на первый взгляд казалось, что он совершенно пустой внутри, а все эмоции, которые он выплескивает на окружающих, нечто напускное и театральное. Волосы, торчащие в разные стороны, необычный, правильнее сказать, разбойный, стиль в одежде, невольно связывали его с образом романтичного преступника и ловеласа, человека импульсивного и агрессивного, в которого без памяти влюбляются женщины, но уходят от него с разбитым сердцем. Он был олицетворением дамского угодника, плохого парня, штампом из комиксов для девочек–подростков. При первой же встрече он вызывал легкое чувство ненависти и недоверия, второй встречи с ним никто бы не захотел, за исключением влюбившейся девушки. Но, взглянув на Сириуса пристальнее, можно было увидеть усталость на дне его карих глаз, какая–то скорбь светилась в них и завораживала.
– В воспоминаниях сохраняются реальные, сильные, положительные чувства, которые так необходимы любому ловцу для накопления сил, – говорил он низким немного рычащим голосом, будто обволакивая своими словами. – И это уже наша забота – поймать ловца, неизвестно зачем ему столько энергии.
– Там что–то блестит, – перебил Марк, указывая в дальнюю часть кладбища.
Все отправились к месту, куда показал Марк: за одной из могил в кустах лежала девушка, на ее груди блестел кулон.
– Она жива? – спросила Лидия.
– Больше нет, чем да. Вызывай скорую, – обратился Цвейг к Сириусу, – а я попытаюсь узнать, что с ней произошло.
Лидия удивилась, потому что девушку привести в чувства представлялось слабой возможностью, тем более заставить ее говорить и что–то вспоминать. Но как оказалось, Цвейг поворачивал лицо девушки к себе не для того, чтобы хлопать ее по щекам или делать искусственное дыхание, он положил руки на ее глаза и закрыл свои, от ладоней Цвейга исходило легкое свечение – волны тепла.
На надгробной плите была выгравирована сентиментальная надпись, адресованная любимому жениху, рядом лежал букет свежих красных роз. Девушка выглядела обычно, не отличалась красотой, неприметная и неинтересная, она никогда не привлекла