– Отправлю! – пообещала Юна, вкладывая в эти слова несколько иной смысл. – Бриг, сходи, а?
– У меня стоит, ходить не могу, – лениво, с обезоруживающей откровенностью произнес он.
– Я пойду, – вдруг встал Дон.
– Я тоже, – вместе с ним поднялась тихая, незаметная Катя. С их уходом, в ожидании скорого разнообразия жизни в виде портвейна, компания ожила. Герман взял гитару, провел по струнам и запел:
– В темно-синем лесу,
Где трепещут осины,
Где с дубов-колдунов
Облетает листва…
На полянке траву
Панки в полночь курили
И при этом
Напевали
Странные слова…
Припев подхватили все, воодушевляясь с каждым словом все больше. В конце концов все уже просто радостно орали слова песни, не заботясь ни о каком эстетическом чувстве, и уж тем более забыв, что в песне есть мелодия.
– А нам все равно, а нам все равно,
Твердо верим мы в древнюю молву:
Храбрым станет тот, кто три раза в год
В самый жуткий час курит трын-траву!..
На этом жизнеутверждающем аккорде крышка люка распахнулась. Но на крышу вылезли не Дон с Катей и портвейном, а дядька в майке-тельняшке, обтягивающей пивное брюхо, тренировочных штанах с пузырями на коленях и в тапочках на босу ногу. В руках он держал двустволку.
– Наркоманы! – с ходу заорал он. – Алкоголики! Тунеядцы! Водку здесь пьянствуете, наркотики курите! Ментуры на вас не хватает! Дитям гулять мешаете!
– Они у вас что, по крыше гуляют? – поинтересовалась ехидная Юна.
– Какая разница! Прыгаете здесь по головам, бегаете, как пушки!
– Пушки не бегают! – расхохотался Бриг. Это взъярило дядьку еще больше.
– Расстреляю вас на фиг, мне еще и спасибо скажут! – проорал он, наставляя на Брига свое ружье. Тот же при виде этого захлебнулся смехом, он хохотал от души, словно ему рассказали новый анекдот. Остальные ошарашенно наблюдали за этой картиной.
– Бать, да ты чего? – первым опомнился Ган.
– Я вам не батя! Ваши бати – шлюхи подзаборные, а моя дочь в аспирантуре учится!
– Мы тоже учимся, – отпарировала Юна, – и тоже не в спецшколе!
– А вы стреляйте, стреляйте! – веселился Бриг. – Вот только в дуле у вас погремушка торчит! Это ничего, да? Не помешает?
Дядька заглянул в дуло своего ружья и, действительно, извлек из него оранжевую погремушку на палочке.
– Внук, наверное, засунул, – засмущался он. Спрятал игрушку в карман, и, кряхтя, начал спускаться в люк. Однако оставлять поле боя просто так ему не хотелось, поэтому он напоследок погрозил кулаком и заявил:
– Еще хоть один звук увижу – пеняйте на себя!
– Не увидите ни звука, честное пионерское! – торжественно