– Хотите я почитаю Вам? – спросила она.
– Уже поздно, – он подумал, что, наверное, уже часа три ночи, или даже больше, – а почему не спится?
– Не знаю, почему-то захотелось прийти сейчас.
– Сюда? – удивился он, – что тут может быть интересного, – и посмотрел по сторонам.
– Да, сюда. Я тут знаю каждую складку, – она встала и не спеша плавно подошла к статуе. Ее пальцы скользнули по каменной руке. Морис вздрогнул, будто она прикоснулась к нему.
– Вы послушница? – спросил он, вставая и складывая письма обратно на столик.
– Да, – скромно ответила она.
– Зачем Вам это? – Морис знал про идею Нани, она ему каждый раз так или иначе намекала, что есть послушницы, которые приняли обет служению звездному страннику, которые хотят отдать себя для того, чтобы родить и воспитать его детей. Они не спрашивали про любовь, поскольку любовь – удел избранных, но они его любили только за то, что он просто есть.
– Я люблю, – с легким сердцем ответила.
– Кого?
– Его, – сказала девушка и провела рукой по лицу статуи.
– Статую? – он не понимал, как так вот можно себя отдать для другого. Да, он знал, что обет послушницы длится до двадцати пяти лет, а после с нее снимали обет, и она могла выйти замуж, но все это время быть по-настоящему монашкой… – а как же жизнь, а как же Вы?
– Вы не понимаете, – она опустила взор. Она была красивой. Да, с этим Морис не мог поспорить. Она была обаятельной, умела говорить, была миротворцем и все прекрасно знала, но все же, – разве для любви требуется доказательства?
– Нет, – коротко ответил он.
– Вот видите, – сказала она и улыбнулась ему.
– Летимте со мной, – зачем-то сказал он ей.
– Я не могу.
– Но вы же не видели его, – Морис не припомнил этой девушки, если и помнил, то она была маленькой, ведь когда он приводил их в школу юнов, им было обычно от трех до пяти лет. А этой девушке, наверное, лет девятнадцать, и ей еще лет шесть служить своему идолу.
– Видела, – она на мгновение покраснела, – правда давно.
– Я понимаю, Вы не знаете меня, а я Вас, но прошу, полетели со мной, – и в конце как бы обреченно добавил, – я завтра улетаю.
– Желаю Вам приятного полета, мне пора, – сказала она и пошла к выходу.
– Приходите, я буду ждать, – а после вдогонку уже крикнул, – космопорт, четвертая стоянка.
Она ушла. И правильно сделала, подумал он. Чего он хочет, ему пора, завтра он улетит и забудет все это, он так и не знает, зачем летит, но не может сидеть. Пора. Надо подумать. На прощанье он еще раз взглянул на свое каменное изваяние, провел живой рукой по каменному телу, и все же это неправильно – делать из него живого бога. Неправильно, так не должно быть. И он ушел.
Утром попрощался со своим близкими. Они знали, что Морис не любит проводов, поэтому он просто всех сладко