– Сидай, Андрий, – старшина присел под дерево и положил на колени автомат ППД.
Я разместился с ним рядом и поставив между ног карабин Мосина образца 38 года. После чего спросил старшину:
– Иваныч, новости есть?
Он пожал плечами:
– Нет. Только сводку вчерашнюю повторяли.
– И что в сводке?
– Наши войска ведут ожесточенные бои на Смоленском, Кексгольмском, Коростенском и Белоцерковском направлениях. На остальных участках бои разведывательного характера. Корабли Балтийского флота потопили один и повредили два торпедных катера противника. Летчики сбили сколько-то самолетов и сколько-то потеряли.
– Понятно… – протянул я.
Сидим. Молчим. Каждый думает о своем. Но неожиданно Захаров задает новый вопрос:
– Андрий, а ты точно своих родичей не помнишь?
Эта тема, которую старшина за полгода поднимал несколько раз, мне неприятна. Не люблю ворошить прошлое, от этого сразу приходила тоска. Однако я ответил:
– Не помню. Меня в детдом в тридцать втором году привезли, в декабре, как раз перед Новым Годом. Я уже доходил, от голода разум помутился. Десять лет мне тогда исполнилось. Помню только, что в станице жил. Хата была. Двор большой. Потом стрельба какая-то. Дальше детдом и завод, пока в армию не призвали.
– А лица родителей?
– Нет. Все, словно в тумане.
– А станица, говоришь, Уманская?
– Так в документах записано. Ты же сам их видел, Иваныч. Раньше называлась Уманская. Потом переименовали в Ленинградскую.
– И что, в станицу после детдома не ездил?
– Как? Денег не было, и кто бы меня отпустил. Только школу окончил, с детдома в жизнь выпустили и на завод. У станка поработал и призыв.
– А про родных узнать пытался?
– Мать умерла. Это точно. Про отца сведений нет, пропал. А больше никого.
– Ну да… – он поднялся и сказал: – Ладно, ты бди, а я другие посты обойду.
– Есть! – я тоже встал и когда старшина ушел, снова спрятался в своем логове.
Позади траншеи нашей 2-й роты 3-го батальона 518-го стрелкового полка 129-й стрелковой дивизии. Остальные бойцы моего взвода сейчас готовили оборонительные позиции и зарывались в землю, а я в боевом дозоре, за сто метров от позиций. С одной стороны это ответственность, а с другой сплошной отдых. Кто-то киркой машет, а я, благодаря старшине Захарову, чей авторитет в роте почти вровень с командиром, наблюдаю за противником, который ведет себя на удивление спокойно.
Вообще, конечно, наш старшина человек странный. По службе ведет себя, словно цепной пес, который живет по уставу. Но такой он для всех рядовых бойцов, кроме меня. Как только Захаров узнал, кто я и откуда, сразу взял под свое крыло и многому научил. Стрелять и маршировать – это понятно. Важнее другое – ходить в разведку, сидеть в засаде,