В шестьдесят восьмом году этой канатки уже не было. Её порезали на металлолом. А на участок пробили бульдозерами ленту серпантина. И уголёк вниз возили «КАМАЗами». Вот была дорога, доложу вам! С одной стороны скальная стена, с другой обрыв. Метров так двадцать пять-тридцать. И, как на ладожской «дороге жизни» во время ленинградской блокады, в дождливую погоду водители работали с открытыми дверцами. Слава богу, в мою бытность там ни один «КАМАЗ» туда не рухнул.
Руководство на шахте было сплошь японское: горные мастера, маркшейдеры, десятники вентиляции, механики, инженеры, директор. Только рядовые шахтёры были русскими. И оплата им производилась не деньгами. По главной улице Дуэ, что шла по распадку через весь посёлок, от самого шахтоуправления проложили шахтную узкоколейку. И старики нам рассказывали, что в день получки вагонки нагружали продуктами и наши ребята вручную толкали вагонки до дома. Эта транспортная единица вмещала в себя четыреста килограмм угля. Соответственно почти столько же нагружалось продуктов. Честно признаться – забыл на сколько человек грузилась в неё японская «зарплата». Подозревать стариков во вранье не имею права. Зачем им было врать?
А денежками платили наши. Типа премии. Но втихаря. Премировали вот за что: если по недосмотру японцев последним в забое оставался хотя бы один русский, то следующую смену забой приходилось расчищать снова. Последний шахтёр, уходя из него, выбивал крайние стойки и забой заваливало. Это была борьба с японским империализмом. Поэтому последним из забоя обязательно выходил японец.
Вот ещё одна легенда Дуэ: года за два, как мы обосновались в посёлке, умер Тит Титыч. Он мальцом поступил на шахту ещё при японцах. И работником был знаменитейшим. Его труд и при советской власти оценили по достоинству. На пенсию он ушёл с двумя орденами Ленина на лацкане праздничного пиджака. Согласитесь – это не мало! И по работе он был уже легендарен, но людская молва ещё одну легенду рассказала про Титыча.
В те далёкие советские времена много денег простому, пусть даже и знаменитому, шахтёру иметь не полагалось. Но у него, дважды орденоносца, они были. Сколько? Об этом – по умолчанию. Но, если по каким-нибудь причинам в банке был сбой с наличностью, шахтное начальство на аванс для собратьев по труду, с отдачей разумеется, у него брало. На получку их не хватило бы, а вот на аванс – пожалуйста. И вот с ним случилось то, что случается с нами всегда, когда мы подходим к последнему рубежу своей жизни – Титыч слёг. Думали уже и не встанет. Всю жизнь проработать под землёй без последствий не получается. Почти у всех. Родственники решили – это последний час. Он ещё дышал, но был без сознания. И начались у печального одра жаркие словесные баталии про делёж его финансов. Кому большая часть принадлежит, кому меньшая. Да так громко делили наследство, что он… очнулся!