Сначала это было что-то незаметное, подспудное, скрытое за пеленой обыденности, еле уловимое, почти неощущаемое, вроде назойливой и еще только предчувствуемой зубной боли, что-то неприятное, тревожащее. Он чувствовал чье-то незримое, но все более явственное присутствие, чьи-то взгляды – пристальные, неотступные, чьи-то шаги за спиной – еле слышные, но все более отчетливые.
Он часто останавливался, оборачивался, всматривался в лица прохожих. Но это были равнодушные лица усталых, спешащих по своим делам людей, безразличных ко всему, что не входило в круг их привычных повседневных забот. И только раз среди этой толпы, он отчетливо увидел направленный на него взгляд. Он рванулся к нему, расталкивая прохожих, стараясь не упустить, настичь эти глаза, но вокруг снова были безучастные пустые лица.
Долго потом чудился ему этот взгляд, казалось, что темные, почти черные глаза неотступно следят за ним. Он помнил только эти глаза. Ни лица, ни фигуры восстановить в памяти не удавалось. Это была женщина… Бледное лицо, темные волосы. Но ничего более отчетливого, ясного. Словно во сне, чувствуешь, ощущаешь, но не можешь ухватить руками…
Глава первая
Это был самый обычный день. Такой же, как и все остальные в череде однообразных дней его размеренной, строго запланированной жизни. Дни были похожи друг на друга как дождевые капли на оконном стекле. Менялся только пейзаж. Сегодняшним утром, например, в белой оконной раме, промытой вчерашним маленьким дождем, стояла тихая ранняя осень. В это время года лучше всего было просыпаться на даче – за окном шелестели березы, подсвеченные мягким сентябрьским солнцем, воздух был прохладный и свежий, пахло дождем и влажной травой, и стояла такая тишина, что было слышно, как в стекло бьется муха, одуревшая от последнего осеннего тепла. Но в то осеннее утро Максим проснулся не в своем загородном доме, а в городской квартире, оставшейся после родителей, на четвертом этаже пятиэтажки, называемой в городе «профессорским домом», – здесь издавна селились преподаватели местного университета, – втиснувшейся в небольшое пространство между офисными зданиями в самом центре города. За окном раздавался надоедливый лязгающий скрежет трамвая, оглушительно гудели автомобили, небольшой заасфальтированный квадрат перед домом был заставлен машинами, и нескольким чахлым деревцам, высаженным на приютившейся где-то сбоку крошечной детской площадке, явно не хватало воздуха и света, и они пожелтели задолго до наступления осени.
Все-таки права Светлана: нужно переезжать. Но он не находил в себе сил расстаться с привычной и уютной обстановкой родительской квартиры: с ее звуками – скрипом старых половиц, глухим хриплым боем настенных часов, с ее запахами – старых отцовских книг, маминых вязаных салфеток, с этим прохладным полумраком отцовского кабинета, в котором Максим засиживался допоздна, и в котором иногда ему казалось, что сейчас за его спиной скрипнет дверь, и своей шаркающей походкой войдет отец и скажет что-нибудь ободряющее как в детстве.
Нужно на кладбище съездить. Все некогда… Он вздохнул, выглянул в окно, машины жены на площадке не было. Значит, уехала рано. А может, и не ночевала дома.
Он пошел на кухню. Сварил кофе. Последнее время он часто завтракал один. И, пожалуй, хотя он не желал себе в этом признаваться, это его устраивало. По крайней мере, не нужно было мучительно искать тему для разговора. Последнее время он не знал, о чем ему говорить с женой.
Он постоял перед зеркалом, потрогал гладко выбритые щеки, поправил галстук. Нужно было ехать в офис, он не любил опаздывать. Точность и пунктуальность – скучные, но необходимые понятия. Внушить подчиненным уважение к дисциплине и порядку способен только личный пример. Бесполезно бороться с опозданиями, если опаздываешь сам.
Нужно было ехать, но что-то удерживало его. Нарастающая напряженность последних дней должна была принять какое-то новое направление – он чувствовал это особенно сильно в это утро, чувствовал и ждал.
Раздался телефонный звонок. Он рывком снял трубку, приготовившись к тому, что сейчас же, сию минуту разрешит эту напряженность, уничтожит это неудобство, досаждавшее ему столько времени.
Но он услышал только молчание.
– Послушайте, – он старался говорить спокойно, не повышая голоса. – Я знаю, что это опять вы! Почему вы преследуете меня? Что вам нужно? Почему вы прячетесь? Я хочу поговорить с вами. Давайте встретимся. Скажите, где и когда… Я хочу…
В трубке раздались короткие гудки. Это привело его в бешенство.
– Черт, черт! – заорал он. Пушистый кот Васька, его любимец, посмотрел на него с удивлением, и, задрав хвост, наутек бросился под диван. Год назад Максим принес домой тощего мокрого котенка. Кот отъелся, повеселел, оказался на редкость смышленым, и его выходки часто смешили Максима. Но сейчас ему было не до смеха.
В ярости он отшвырнул телефон. Аппарат, ударившись о стену, раскололся на части и разлетелся по комнате. Это еще больше его разозлило. Аппарат был очень дорогим, стилизованным под старину, в прошлом году Макс