Стеклянный ангел. Зухра Сидикова

и качели на детской площадке, которые мочатся в песочницы, и которых бесполезно увещевать, бесполезно им бить морды. Потому что они как птица-феникс возрождаются вновь и вновь, только не из пепла, а из грязи, которая чавкала под ногами и липла на обувь, когда Миша возвращался домой после работы и обходил алкоголиков стороной, потому что один в поле не воин, потому что против лома нет приема, потому что дома ждала мама, и он не имел права рисковать жизнью из-за песочницы. А здесь – Миша вдохнул полной грудью – такой чистый воздух и так волшебно пахнет хвоей. Это запах сосен, что темнеют в глубине участка, отделенного от леса только декоративной решеткой. Вокруг аллеи высажены вечнозеленые кустарники, в темноте белеет беседка, есть даже небольшой ручей с каменным мостом и ажурными перилами.

      В огромном доме, больше похожем на замок, стояла тишина. Вслед за охранником, которого Миша про себя называл Бульдогом, он поднялся по лестнице, следом напирал бугай, который врезал ему в машине. Миша чувствовал себя арестантом, но старался не поддаваться страху, который, тем не менее, ледяной иглой покалывал в сердце.

      Второй охранник остался у лестницы, Бульдог повел Мишу дальше. Они еще немного попетляли по коридорам, и, наконец, остановились перед высокой дубовой дверью с резными вставками по углам.

      «Совсем зажрались, нувориши гребаные! – раздраженно подумал Миша, – только лакеев в ливреях не хватает!» – и спросил у Бульдога, который уже поднял свой кулак размером с маленький арбуз, чтобы постучать в дверь:

      – Слушай, брат, ты в каком институте учился?

      – А тебе какая забота? – спросил Бульдог с подозрением.

      – Да вот узнать хотел, где таких холуев преданных готовят, может тоже надумаю.

      – Ну ты, – Бульдог угрожающе развернул арбузный кулак в Мишину сторону, но тут из-за двери раздался спокойный, четко проговаривающий все звуки, голос:

      – Это ты, Стас?

      – Да, Герман Олегович. Разрешите?

      Бульдог распахнул дверь и втолкнул Мишу в комнату. У порога Миша споткнулся о ковер и растянулся во весь рост, при этом пребольно ударившись коленом.

      – Вставай, вставай! – зашептал Бульдог, поднимая Мишу за шиворот.

      Но Миша вставать отказался наотрез и для пущей убедительности еще и заверещал:

      – Ой, больно! Ой, больно, не могу!

      – Что там у вас? – спросил голос из глубины комнаты

      – Ну, ты, козел, поднимайся! – зашипел Бульдог и, с усилием рванув Мишу вверх, поставил его на ноги.

      – Все в порядке, Герман Олегович, – совсем по-другому, вежливо и почти интеллигентно, ответил охранник и подтолкнул Мишу вперед, – вот привел, как вы велели.

      – Хорошо, ступай, позову, когда понадобишься, – сказал голос, и Стас ретировался, для верности ткнув Мишу кулаком в лопатку.

      – Будьте добры, молодой человек, подойдите к столу, – попросил голос, и Миша сделал несколько шагов вперед.

      Из темноты выступило кресло, в котором сидел Герман Олегович Сенин собственной