– А что вы хотели, двоих родила! Не восемнадцать все-таки, – возмутилась я.
Но она не обратила внимания на мои слова и продолжала свою работу: – Вот, вставьте их, – сказала она, протянув мне две накладки.
Я подставила их, грудь сразу же поднялась. Да что там, она норовила выпрыгнуть из платья, декольте которого был уж слишком глубоким.
– Во! Уже другой вид! – также полушепотом проговорила она. – Шикардос! Идите. Едва я вышла из-за стойки, мне всучили тяжеленую корзину с яблоками. Признаться, я аж ошалела, там было, наверное, килограмм пять, как минимум. Режиссер подошел ко мне и, скрестив руки на груди, осмотрел с ног до головы:
– У вас красивая шея.
– Ой, спасибо, – засмущалась я.
– И морщинки на ней естественные, – добавил он, а потом внезапно достал из кармана маркер черного цвета и беспардонно поставил жирную точку на левой груди. Сделав шаг назад, он поднял палец вверх и сказал: – Родинка! По сюжету, у героини должна быть родинка на груди!
Я была удивлена, но не стала подавать виду.
–А теперь кричите во весь голос: «Яблоки, яблоки, спелые яблоки, покупайте яблоки»… и ходите, ходите по комнате! Представьте, Франция, восемнадцатый век, улица полная лавок, везде люди, торговцы и так далее.
– Во весь голос? – переспросила я.
– Конечно, во весь голос!
– Яблоки, яблоки, спелые яблоки, покупайте яблоки… – заголосила я.
Режиссер все это время стоял и смотрел, затем приблизился ко мне и вдруг, изменившись в лице, спросил: – Красавица, а почем яблочки? Может, угостишь? – сказал он, глядя на мою грудь и пресловутую «родинку».
Его глаза сверкали. Я поняла, что он вошел в роль, но не знала, как мне быть. Ответить? Но ведь у меня и текста не было! Нужно было что-то делать: либо импровизировать, либо попросить текст. Нет! Какая я актриса, если не могу войти в образ и придумать на ходу? Интуиция взяла свое:
– Такому красавчику мне и яблочка своего не жаль! Бери, угощайся, молодой человек! – сказав это, я не сдержалась и рассмеялась.
– Ничего смешного! Это кино, исторический сюжет, по которому продавщица яблок играет, если даже не ключевую роль, но существенную! – режиссер снова стал серьезным и, вернувшись в кресло, скомандовал. – Все, снимайте это тряпье. Можете идти. Мы вам позвоним.
– Хорошо, – ответила я и, наконец, поставила корзину на пол. «Интересно это был триумф или провал?» – подумала я, быстро снимая платье и переодеваясь в свое. Выходя в коридор, я заметила, что режиссер уже общался с другой претенденткой.
На улице шел снег. Я села на скамейку, вытащила из сумки недоеденный бутерброд и стала жевать его. Мимо меня шли люди, проезжали машины, останавливались автобусы, но я не обращала внимания на их мелькающие силуэты. Перед моими глазами все еще стоял образ режиссера с его быстрой сменой настроений, художника по костюмам, платья с чудовищно глубоким декольте, тяжелая корзина