– Что у нас произошло, прифурки? – поинтересовался Кувалда, разглядывая подданных без одобрения.
Подданные переглянулись и уточнили:
– У нас?
Уточнили сразу с нескольких мест, и прозвучавшие вопросы слились в один.
– Фа, – ответил великий фюрер.
– У нас нормально, – осклабился Абажур, глядя левым глазом в сейф с семейной казной, а правым – в окно.
– Как ты того требуешь, так и происходит, – добавил Копыто.
– Живём и грабим! – сообщил кто-то из Дуричей. – Грабим и живём.
– Воруем, – пропищал кто-то умный.
Фантазировать на тему своего бытия Шапки могли долго, поэтому Кувалда стукнул по столу кулаком и рявкнул:
– У нас, ифиоты, произошла смена власти!
И рявкнул напрасно.
Совещание молниеносно притихло, сумрачно разглядывая одноглазого, после чего кто-то из Гниличей едва слышно пролепетал:
– Я же говорил, что он ненастоящий.
За столом засопели. В воздухе ощутимо запахло волнением и, возможно, бунтом с элементами революции, но, озабоченный отсутствием денег, Кувалда особенно не принюхивался.
– Двойника прислали, – прошелестело по кабинету.
– Или голема.
– Големы не пьют, а у этого перегар…
– Почему это големы не пьют?
– А зачем добро переводить?
– Тоже верно…
– Этот вроде на Кастрюлю Шибзича похож, только если глаз вырвать.
– Кастрюлю убили месяц назад.
– Или специально спрятали заранее, чтобы мы не увидели, как ему глаз вырвали.
– Надо бы проверить…
– А как?
– Черепушку вскрыть и посмотреть, что внутри. Если Кастрюля, то сразу поймём.
– А если не поймём?
– Тогда эрлийцам покажем.
– А это мысль… – протянул Абажур, представляя, как привозит вскрытого фюрера в Московскую обитель, а эрлийцы говорят: «Да, это он, хороните…»
Но сладкие мечты разбились уже в следующую секунду.
– Чего разорались? – недовольно поинтересовался Кувалда, для которого шёпот подданных сливался в один шелестящий гул. – Фавно никто не вешался?
Однако обещание репрессий не произвело привычного впечатления. Уйбуи, правда, замолчали, но ничего не ответили и напряжённо уставились на великого фюрера, выискивая на его лице признаки смертельного заболевания.
А над столом вновь полетел крамольный шёпот:
– Ругается, как настоящий.
– Вид делает.
– Может, он ещё не умер?
– А зачем тогда признался, что умер?
– Проверяет благонадёжность.
– Какую?
– Благонадёжность…
– Лучше выпей.
Уйбуи выпили, но ясности в происходящем не прибавилось.
– Вы