Полу-милорд, полу-купец,
Полу-мудрец, полу-невежда,
Полу-подлец, но есть надежда,
Что будет полным наконец.
А между тем поэту было грустно. В Кишиневе осталось немало друзей и сердечных привязанностей, но не по этой ли причине Александр Сергеевич приобрёл больше свободного времени для творческого досуга? Именно в Одессе Пушкин приступает к осуществлению своего самого грандиозного замысла – стихотворного романа «Евгений Онегин», три первые главы которого здесь и были вскоре написаны. Однако молодой поэт, не вполне осознавший неповторимость своего дара, ещё находился под обаянием прославленных имён. А в таких случаях особой магией воздействия обладает всякое даже незначительное сродство судеб.
Так, Бессарабия, место первой его ссылки, как бы сблизила Пушкина с Овидием Назоном, когда-то в древности изгнанным в эти же края. Обстоятельство, способное внушить мысль по примеру римского изгоя, автора «Скорбных элегий», сделаться элегическим поэтом. Впрочем, превосходство, которое Пушкин признавал в этом жанре за своим современником Боратынским, удержало Александра Сергеевича от этого соблазна.
А вот не почувствовать себя новым Байроном было сложнее. Тут и гипнотическая мощь, и обширнейшая галерея прекрасных возвышенных образов, так и зовущих к подражанию. Отнюдь не сразу удалось «Евгению Онегину» сбросить с себя романтический плащ знаменитого «Чайльд Гарольда». Но по мере того как живые приметы российской действительности уводили автора от заграничных образцов, главный персонаж романа приобретал всё больше оригинальных черт, типичных только для нашего общества, пока не стал весьма обыкновенным в нашем Отечестве «лишним человеком», первым в череде себе подобных. В пору южной ссылки, ещё не надеясь, что его призывы к свободе будут услышаны, Пушкин считал таковым и себя. Оказаться лишним – увы, эта опасность существовала, существует и всегда будет существовать для всякого критически мыслящего человека.
Именно в Одессе Александр Сергеевич испытал наиболее сильное влияние Байрона. Этому способствовали и близость моря, англичанином воспетого, и сходство в положении с этим тоже гонимым властями певцом свободы. А тут ещё встретилась Пушкину бывшая любовница Байрона – гречанка Калипсо и отнеслась к русскому поэту не менее благосклонно. Ещё один повод для невольных параллелей. Огромное впечатление на Александра Сергеевича произвела гибель Байрона в 1824 году под Мессолунги в боях за свободу Греции. Увлечённый английским поэтом, он едва не увяз в колее этой судьбы, уже становящейся хрестоматийной. И даже помышлял отправиться в Грецию, чтобы в рядах борцов за её независимость сменить погибшего.
Только ведь и сам Пушкин не был свободен и отнюдь не мог никуда из России выехать. Александру Сергеевичу по причине его неблагонадежности вообще ни разу в жизни не позволили побывать за границей.