Она сделала всё так, как просили в письме: зашла в торговый центр «Мадагаскар» (магазин хозяйственных товаров), открыла высланным ключом ячейку № 33 и оставила там снимок вместе с фотоаппаратом (хотя просили только снимок). Ключ нужно было унести с собой, так она и поступила. Она стояла в стороне и наблюдала. Прошло около 40 минут. К ячейке никто не подошел.
Как было обещано там же, в письме, через день на ее имя должен был поступить денежный перевод. И точно, пришел. Ровно 10 тысяч рублей. Странно, непонятно, смешно.
Спустя неделю Светланой Федоровной в почтовом ящике было обнаружено очередное письмо. Снова из Москвы, Малый Казначеевский пер-к, д. 51. Насте Ушаковой предлагали посетить ортопедическое отделение в стоматологии и снять с зубов гипсовые слепки. К письму прилагался денежный чек: 25 тысяч рублей в качестве вознаграждения и какая-то часть за услуги ортопеда. Слепки нужны было оставить в той же ячейке, в т/ц «Мадагаскар».
Было 28 августа.
3
7 сентября около 20-ти часов по местному времени к городскому вокзалу из Москвы подъезжал поезд. В вагоне повышенной комфортности типа СВ, в купе с задернутыми занавесками, на которых красовался логотип РЖД, на стуле с гнутыми прутьями спинки сидел мужчина лет 30 с небольшим и под звуки Хорошо темперированного клавира И. С. Баха, который звучал фоном, вслух читал старый номер журнала «Искатель». Стул его стоял в центре помещения. Обложившись подушками, прикрыв глаза и поставив на правое колено основание фужера с остатками коньяка, напротив чтеца на диване сидел другой мужчина 50 с лишним лет и внимательно слушал один из рассказов Р. Шекли.
Слушателя звали Андрей Никифорович Копытько – бывший стоматолог, а ныне миллиардер, директор агрохолдинга, фабрики полимерных изделий и сети химчисток. Во времена СССР работал в районной поликлинике, удалял и пломбировал зубы, в свободное же время промышлял частной практикой на дому, надевая на зубы клиентов золотые коронки. К Андрею Никифоровичу можно было попасть только по очень большому блату. Но вот однажды под видом клиентов в дом вошли трое. Это были работники ОБХСС, и Андрею Никифоровичу пришлось на 4 года отправиться в лагеря, шить войлочные ботинки, называемые в просторечии «прощай молодость». На свободу он вышел накануне Перестройки, ему удалось выгодно применить свою коммерческую жилку, и вот сейчас он ехал в вагоне класса люкс, а его камердинер Эдуард, человек с дистально-прогнатическим прикусом редких, как грабли, зубов, читал ему его любимую фантастическую прозу с легким пыльным налетом винтажа и киберпанка.
Настя Ушакова и ее мама ужинали перед телевизором (шла передача с какой-то знаменитостью, которая готовила рыбу дорадо под сырным соусом), когда в квартиру позвонили. За первым звонком тут же, почти без перерыва последовали второй, третий и четвертый. На лицах женщин застыло удивление. Они никого не ждали.
Андрей Никифорович Копытько (а это был именно он), по-хозяйски развалившись в кресле с облезлой лакировкой на подлокотниках, сразу же перешел к делу. Он сказал, что намерен отвезти Настю в Москву.
– Дорогая