спеленатый Марией в первый раз.
А тот, кто после возопит в пустыне,
полгода уже пробует свой глас.
Крещение Господне
Был тихий вечер, воды Иордана
катились, омывая сотни тел,
и в сумерках фигура Иоанна
бесплотною казалась, словно тень.
Белели в полумраке чьи-то лица,
Креститель темен от загара был,
и плотная верблюжья власяница
его скрывала.
Поднимая ил,
текла река.
По берегу ступая,
к нему шел Некто, светом окружен.
Не видела его толпа слепая,
Предтеча видел, и смутился он:
«Я недостоин даже наклониться
ремни его сандалий развязать!
Ты ль от меня!?
Я от тебя крестится,
Сын Божий, должен.
Мне ль тебя не знать?!
Ведь прежде, чем глаза мои узрели,
и «Радуйся», – произнесли уста,
душа взыграла, как дитя во чреве,
услышав приближение Христа».
«Оставь теперь, – сказал ему Мессия, —
сейчас исполнить правду надлежит».
И в воду ноги погрузив босые,
он ждал: волна омоет, набежит.
Встал Иордан и даже вспять пустился,
внезапно отразив Священный Лик,
и белый голубь плавно опустился,
и дивный свет из темноты возник.
И голос с неба эхом и повтором
вдруг зазвучал ритмично, словно стих:
«Се сын есть мой возлюбленный, в котором
мое благоволение», – и стих.
А свет остался, Иордан светился,
и небо полыхало в День светов.
Народу Агнец Божий так явился,
на крестный путь ступить он был готов.
Волна вернулась, потекла поспешней,
святою стала мутная вода.
Грехи людей Он принимал, безгрешный,
И Новый Мир для нас возник тогда.
Христос в пустыне
Розовеет небо на заре,
не палит еще пустыню зной.
Иисус – безвестный Назарей —
Бог в своей обители земной
сорок дней постится и бредет
голыми ногами по песку.
Зная, что распятие грядет,
чувствует ли смертную тоску?
Молится, почти не ест, не пьет,
ведь не хлеб единый жизнь дарит,
не акриды, и не дикий мед,
жив он тем, что с Богом говорит.
И вступая на тернистый путь,
Сын Отца о чем тогда молил?
Не дано нам в душу заглянуть
Богочеловека. И манил
сатана предвечного Его,
обещая мир к ногам сложить.
Ангел тьмы, не знает он того,
как собою жертвуя, любить.
Не дано ему уразуметь,
что на крест Христос себя обрек,
ведь за други жизнь не пожалеть
может только Бог… и человек.
Розовеет небо на заре,
не палит еще пустыню зной,
Иисус – безвестный Назарей
ради нас идет