Степан недоумённо почесал в затылке:
– Не стоило Вам писать про эти гобелены; Анна Даниловна три дня кряду об них убивается.
– Да она эти гобелены всю жизнь терпеть не могла! Я это с детства помню, – рассмеялась Варька, – Я потому и написала про них, чтобы не так жалко было.
– Всё-таки надо было оставить ей эти гобелены, – вздохнул Степан.
– Поздно, – отрезала Варя, – преданный Филипп Никанорович уже продал их какому-то купцу. Да, не тушуйся ты, Стёпа! Главное, в Петербург мы теперь долго не поедем. И матушке польза – ремонт в доме сделают; будет, чем после похвастать перед столичными подружками. Всё получилось – лучше некуда!
– Аннушка, ты хоть бы поела чего, – хлопотала Ксения Дмитриевна, оставшись наедине со свояченицей, – Нельзя же, в самом деле, так убиваться. Стены целы – это главное. Управляющий твой, сама говорила, мужик толковый, надёжный. Починит твой дом так, что любо-дорого будет посмотреть, ещё лучше прежнего будет.
– Ах, Ксенюшка, ты не понимаешь, – вздохнула та, – Я вычеркнута из столичной жизни. Я задыхаюсь без общения с высшим светом. Весь Петербург нынче гуляет на свадьбе великого князя Александра, а я сижу одна в этом захолустье. И неизвестно, сколько ещё просижу… Я погибну здесь.
– Ну, ну, – погладила её по спине Ксения Дмитриевна, – Чего наговаривать-то зря? Никакое у нас тут ни захолустье. И никто ещё здесь не погиб.
– А я буду первая, – капризно стояла на своём Анна Даниловна.
– Не будешь. Чем тебе здесь не житьё? Поместье вон какое большое. Гостиная на твоей половине, чай, не намного меньше, чем у тебя в столице.
– И что? – всхлипнула та.
– А то! Кто ж запрещает тебе вести своё «общение»? Пригласи подруг, кавалеров и сплетничайте тут на здоровье. А при желании можно и танцы устроить. В Твери-то и музыканты найдутся.
Анна Даниловна задумалась:
– Да не-е-ет. Ну, кто, право, поедет сюда из Петербурга?
– Да что у нас тут, Сибирь что ли? – оскорбилась Ксения Дмитриевна, – Ну, из Петербурга, может, и не поедут, а из Твери, из Москвы? Там этого светского общества пруд-пруди! Можешь выбирать – как в сору рыться.
«Больная» скинула салфетку со лба и присела на диване:
– Музыкальные вечера в провинции – это как-то не модно…
– А ты сделаешь так, что станет модно, – убедительно заявила Ксения Дмитриевна.
Анна Даниловна вдруг выпрямила спину:
– А что? Я могу. Я тут такое устрою, они в Петербурге услышат!
Когда в комнату вернулась Варя с сердечными каплями для «безнадёжно больной», то обнаружила матушку уже бодрой и весёлой.
– Варя! – скомандовала Анна Даниловна, – К черту капли! Зови Афанасия Кузьмича! Я должна выдать ему распоряжения. Мы устраиваем в Дубровицах раут!
1793 год декабрь
Санкт-Петербург, Зимний