Мужа Настя увидела издалека. Высокий стройный князь Алексей Варской был в третьем отряде. Не давая рукам палача коснуться его мундира, он сорвал его с плеч сам, что-то пренебрежительно бросил протянувшему руки мужику и быстро швырнул его в огонь. Последний раз прощально звякнули друг о друга два ордена, а Алексей решительно прошел вперед, вставая перед палачом на колени. Дрогнула на вытянутых руках сабля, полученная в свое время от великого князя за храбрость. Солнечный луч позолотил клинок, заставил заблестеть разводы – сабля была из императорских, дамасской стали. Она согнулась почти в кольцо, сопротивляясь до последнего. Благородное оружие хотело жить. Алексей, наверное, что-то сказал – палач вдруг огрызнулся в ответ, досадуя на неподатливый клинок. Резко, на выдохе, еще раз свел руки – и сабля, наконец, переломилась с жалобным звоном. Рука у палача дрогнула от рывка, и один из обломков задел Алексея по голове.
Он покачнулся. Настя ахнула, рванулась из кареты и не выскочила только потому, что верная Малаша вцепилась в подол, силой удерживая госпожу на месте. До белизны прикусив губу, обхватив руками напрягшийся живот, Настя видела, как встал Алексей. Из царапины на лбу текла кровь. Священник сунулся было к нему с последним напутствием – он отстранил протянутую руку, отошел к остальным. Там другой палач сорвал с его плеч рубашку, сунул в руки какую-то тряпку мышиного цвета.
– Ох, барыня, – Малаша высунула нос. – Чего теперь будет-то?
– Не знаю, – шепотом ответила Настя. Алексей исчез в толпе таких же, как он, серых, безликих. Разглядеть его было невозможно, но она упрямо смотрела в ту сторону, поглаживая живот одной рукой и мысленно утешая нерожденного младенца: «Ничего, ничего, маленький!».
– Поедем, ништо, барыня?
– Нет. Я должна досмотреть…
– Да чего там, – начала было Малаша, но под холодным взглядом госпожи осеклась.
Не отвечая ей, Настя снова уставилась в окошко.
Казнь шла своим чередом. Звенели и трещали ломаемые клинки, что-то бубнил священник себе под нос, гудело и потрескивало пламя. Двигались люди. Лишь однажды ровное монотонное течение словно застопорилось – когда к палачу подошел русоволосый юноша лет двадцати. Чуть пошатываясь, он шагал, как потерянный, а когда опустился на колени, от свиты князя Мишкевича отделился человек в темно-синем, почти черном мундире с нашивками в виде черепов. Он решительно сделал несколько шагов вперед, когда русоволосый юноша вдруг увидел его. Долю секунды осужденный и человек в тесно-синем мундире смотрели друг на друга, а потом осужденный покачнулся и, как подкошенный, рухнул