(Голова мигнувшей телебашни
в облако ушла…) Из-под рубашки,
помнишь – нет, не помнишь – шоколадный
запах, потный, мятный… Школа рядом,
рядом мамин ларёк и последний упрёк,
а нам не впрок! Нас растили,
чтобы нас растлили.
На заброшенной «железке» может призрак
старого товарняка ударить в спину:
нужно призвук этого гудка расслышать в ветре,
в злой посадке, в тёмном перелеске,
и небольно спрыгнуть вовремя на насыпь.
Ты смотри, не кооператив гаражный,
а раёк – гогеновый и пейзажный…
Что-то жарят на мангале – был бы повод!
Девочка с оранжевым помпоном
бегает вокруг, как пуповина
времени, орёт, как скотина
резаная – пронзительно и ново!..
На́ве на́ве фе́нуа но́а но́а!
Денис Безносов
I
воззвах
что появляется из глубин
пены земли бетона песка
что принимается за предмет
белый немой привычный таким
нам представляется без одежд
старых иных протертых его
вид перевернутый и его
горло когда смолкает язык
вверх поднимается по ноге
дышит ползет смекает себя
в нем израсходовав все шаги
пятки свернув в утробу стремит
что растворяется там прикрыв
телом своим размеры себя
так пресмыкается что сочтя
тело свое примером других
метаморфоза
камень становится голубем сонно
крылья растут из боков колокольни
в небе покрытое плесенью солнце
стянуто проволокой в треугольник.
желтой медузой язык входит в глину
высунет голову из-под кровати.
между домов сон отрубленный вклинут
ходит по улице вдоль караваджо.
выкинет из головы полушепот.
гвозди с разбега целуют запястье.
доктор катается по полу чтобы
бились о стенку слова из запаса.
но за порогом не будет паркета
только шкафы в коридоре направо.
тенью по комнате тянется некто
мальчик-еврей превращается в краба.
в том промежутке сознанье не нужно.
тело делимо и следственно кратно.
белые звезды рисуют окружность
пренебрегая локтями квадрата.
гимн зубу
другим сломленным не чета оный
целых восемь пломб в нем побывало
над фундаментом между трех стенок
давно первая развоплотилась
да развалины от второй где-то
внутри скрытые может остались
третьей разве что силуэт виден
но впоследствии четвертой пломбы
почти цельная плоть сохранилась
а вот пятая пала под гнетом
верхней челюсти пищи насущной
тоже самое с шестою стало б
седьмой