Жаргал крепко привязал карабин и дробовик к седлу вороного и шагнул за ней. Вскоре они плыли, держась за гривы коней, как две большие и дружные рыбы в лучах утреннего солнца. Перешли вброд еще две протоки и въехали в тальники и заросли черемухи.
Солнце было уже высоко, когда Жаргал развел костер. Синий и зеленый тэрлики украсили ветви кустов. В густой зелени весело перекликались птицы. Пока все шло хорошо, впереди – озеро Далайнор, дядя Жаргала со своими гуртами и табунами, своя юрта. Жаргалма и Жаргал станут жить одни в степи, пасти коров и овец. У них будет много детей, они научатся любить родителей, а не портреты каких-то бородатых русских людей.
– Как он? – спросил Жаргал и его узкие глаза вспыхнули нежным огнем. Жаргалма тихо и радостно рассмеялась:
– Я здорова, и он здоров. Смеется!
– Давай отдыхать, пусть и он отдохнет, – улыбнулся Жаргал, доставая из вьюка солдатскую шинель.
Говорили о сыне, который должен был родиться. Они лежали на шинели, и солнце слепило им глаза. Рядом кони с хрустом рвали росистую траву.
– Он будет таким же, как и ты, – тихо говорила, закрыв глаза, Жаргалма. Сердце обволакивало нежное тепло.
– Он будет лучше нас и тех людей, которые указывают друг другу, как надо жить… Я устал… Что мы им сделали? – шептал Жаргал. Сонная тяжесть наваливалась на него, тесно и жарко стало в высохшей одежде. Сквозь полудрему он думал, что лицо жены проступает откуда-то изнутри, что у нее глаза наездника, эти глаза недоуменно и с ужасом смотрели на него и людей.
Он смотрел на людей и судей. Ему зачитали пятнадцать лет строгого режима… Когда начали раскулачивать, они с отцом и матерью раздали весь скот родственникам и бедным. Но люди с винтовками, разорив их, все равно пришли за ними. Даже зверь, схватив добычу, уходит, эти были хуже зверей, они настигали и настигали. Он не понимал: почему они не могут отогнать их, почему они должны слушаться их и ехать в какие-то неведомые края? Жаргал отказался садиться на телегу. Один из бойцов ударил его прикладом, другие стали закручивать ему руки. Отец с матерью взмолились. Он не мог видеть их такими! Вьюном выскользнув из рук конвоиров, Жаргал схватил лежавший у дома топор и рубанул по голове молоденького милиционера. Глаза паренька сразу стали недоуменными. Фонтаном хлынула кровь, люди отшатнулись от Будун Хузуна.
После суда конвоиры повели его со связанными руками к машине, он наткнулся на злорадный взгляд Хорхой-Борбоя и на мгновенье ослеп от ярости. Отец Хорхой-Борбоя сдал весь скот колхозу, в их деревянном доме и юртах днями и ночами пьянствовали городские и аймачные начальники. Хорхой-Борбо стал председателем нового колхоза, он кричал на собраниях, что у них еще есть не раскулаченные и скрытые враги Советской власти… Прозрев, Жаргал крикнул:
– Эй, Хорхой-Борбо, если посмеешь тронуть