– Миссис Джонсон, у вас тот же серый «фольксваген»? – спросил я, глядя ей через плечо.
Учительница захлопала глазами, удивленная сменой темы:
– Да.
– По-моему, кто-то его задел.
Миссис Джонсон быстро повернула голову к окну. Не успела она сообразить, что с этого места стоянку не видно, как я прыгнул обратно в бруклинский отель.
Пропади все пропадом! Я швырнул книгу об охране производства в дальний конец комнаты, потом быстро поднял ее, терзаемый чувством вины – и за вспышку гнева, и за непотребное обращение с библиотечной книгой. Книги жестокости не заслуживают. А люди заслуживают?
Я свернулся калачиком на кровати и накрыл голову подушкой.
Проснулся я в темноте, осоловелый и заторможенный. Сознание возвращалось ко мне поэтапно и довольно медленно. Я оглянулся по сторонам, ожидая увидеть миссис Джонсон и услышать от нее много интересного о Западной Африке. Но вот сознание немного прояснилось, а тусклый свет, льющийся сквозь тонкую занавеску, озарил мою комнату, а с ней мое положение и состояние.
Я встал, потянулся и стал гадать, сколько сейчас времени. Прыгнув в городскую библиотеку Станвилла, я взглянул на настенные часы. 22:30. В Нью-Йорке то же время. Пора браться за дело!
Я прыгнул за дуб на нашем заднем дворе. Папина машина стояла на подъездной дорожке, но свет горел только в его комнате, в его кабинете и в моей комнате. Что он делает в моей комнате? Я запаниковал было, но тотчас взял себя в руки. «Не обращай внимания, – посоветовал я себе. – Ты сумеешь пробраться в свою комнату».
Садовый инвентарь хранился в гараже на полке над косилкой. Чуть ниже на вбитых в стену гвоздях висели грабли, лопаты и мотыга. После прыжка я оказался перед этой коллекцией и, порывшись среди инсектицидов, удобрений и семян газонной травы, нащупал старые садовые перчатки. Натянул их и прыгнул на подъездную дорожку у парадного крыльца.
Большой, неповоротливый «кадиллак» блестел в свете уличных фонарей. Я подошел к нему с пассажирской стороны и осторожно попробовал открыть дверь. Заперто. Я заглянул в окно и посмотрел на плюшевые сиденья, на сверкающую приборную панель. Запах салона, мягкость сидений представлялись четко. Я закрыл глаза и прыгнул.
Бешено заорала сигнализация – только я ее ждал. Я открыл бардачок и вытащил фонарь. На крыльце загорелся свет, парадная дверь стала открываться. Я прыгнул к себе в комнату. Здесь сигнализация звучала намного тише, но все равно неприятно. Можно не сомневаться, у всех по соседству сейчас зажигается свет на крыльце.
Лыжная маска лежала в нижнем ящике комода, под кальсонами, которые стали мне коротки. Едва я нашел ее, сигнализация заглохла. Я уже собрался прыгнуть, но понял, что не захватил фонарь. Оглядев комнату, увидел его на комоде.
Захлопнулась парадная дверь, в коридоре заскрипели половицы. Я взял фонарь и прыгнул.
Перчатки были кожаные, старые, жесткие. В таких даже пальцы не согнешь – больно. Лыжная маска, хоть и купленная четыре года назад, по размеру подходила. Она давно потеряла