– Приручал что ли? – спросил кто-то.
– Конечно, на целине. Мы распахали такие просторы, где, наверное, миллионы байбаков жили. Сейчас их мало. Либо они ушли, либо вымерли, либо перебили всех. Но навредили мы ему целиной здорово.
Однажды я поймал байбачонка. Бегают они медленно. Я был на пахоте, издалека его увидел, он, глупый, видимо, далеко от норы отошёл. Остановив трактор, я быстро догнал его, накрыл телогрейкой, а потом взял за шкирку… Положил в армейский ящик, который был у меня в тракторе. Привёз домой.
Васька быстро стал ручным. Разжирел сильно. Правда, накопал вокруг дома и под домом нор с разными ходами и выходами. Я даже бояться стал, что дом упадёт. Ребятишки мои привыкли к нему и всё время играли с ним. В общем, стал своим. Бегал, путался под ногами, еду выпрашивал. Зиму он проспал в подполье, была у него там дыра откопана, прямо под печью уходила в глубину.
К осени следующего года разжирел Васька до не могу.
– А что потом? – спросил я, перебив внезапно рассказчика.
До сего дня я жалею, что остановил Володю.
– Что, что. Как-то приехал ко мне брат. По пьянке мы зарезали и съели Ваську…
С тех пор я перестал слушать рассказы Володи Левченко.
Как зеки учились стихи писать
Лёшка, мой старинный друг и земляк, рассказывал.
,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,
На промзоне было, костерок развели, чифирь заварили.
Семейка поэтов со второго отряда: я, Аркаха Первый, Аркаха Второй, Ермак. Культуру повышали. По фене ботать в падлу. Давно договорились. Стихи разбираем. Для начала байки травим.
Аркаха Первый, брательник мой, вспоминает:
– В одной хате я с ним был. Он их схватил, когда с прогулки заводили. Его откуда-то с границы привезли, он так и называл себя «Приграничный комбайнёр». Ну, укоротили кликуху, Комбайнером стали звали.
– А что схватил-то?
– Оладьи какие-то у охраны стащил. Они с прогулки толпу заводили, а Комбайнер умудрился не то из комнатки, где они чаюют, не то ещё откуда-то у них стащить папушу оладьев. Они пересчитали зеков, завели в камеру, вернулись чай пить, а оладьев-то и нет.
– Ну-у, – придвинулся к рассказчику Ермак, сдвинув козырек пидарки на ухо и успевая дуть на коричневую, пенящуюся, жижу в кружке.
– Что, ну… Снова открыли нашу хату, обыскали Комбайнера. Нет оладьев. А когда ушли, смотрим – Комбайнер сидит на шконке и пожёвывает оладьи. Ещё и нам предлагает. Мы рты разинули, а он смеётся.
– Во-о артист! – присвистнул я от изумления.
– Ещё какой! – сверкнул фиксой двухметровый Аркаха Первый, – С первого дня на нём был полувоенный китель. Он его почти на голое тело носил. А теперь он снял китель, вынимает оладьи, ржёт и бьёт себя по худым плечам маслянистыми руками. «Вот, они погончики!». Он их на плечи под китель положил.
– Били его? – поинтересовался Ермак.
– Когда было за что, били. А что толку. Комбайн же