Идти пришлось недолго, через какие-нибудь пятнадцать-двадцать минут она вышла на грунтовую дорогу и увидела странное зрелище. По дороге группами шли люди в основном женщины с детьми все с сумками и узлами. Вид у них был такой, как будто они в пути уже несколько дней. Понаблюдав за идущими с минуту и так и не поняв, что тут происходит, Маша вышла из леса и присоединилась к ним с намерением расспросить, кто они и что вообще тут случилось. Люди шли молча, и на ее появление никто не обратил внимание. А что там радио сообщает, взяли немцы Минск? Какие немцы? Маша обернулась в сторону говоривших. Еще на прошлой неделе я сам слышал, вмешался в разговор мальчик лет двенадцати помогавший матери катить небольшую ручную тележку. Здесь, что кино, что ли про Великую Отечественную войну снимают, а я в массовку влезла – подумала Маша, отходя к обочине. Но где тогда киногруппа? Почему камер нигде не видно. Издалека послышался шум авиационных моторов.
«Немцы! Самолеты немецкие!» – закричали люди и бросились прочь от дороги, бросая вещи. Из-за леса появились два немецких? Немецких, самолета! Мессершмидты BF-109. Раздался треск пулеметов, и по дороге, рядом с Машей, пробежала цепочка фонтанчиков от пуль. Послышались крики и стоны раненых. Самолеты развернулись и пошли на второй круг. Это не кино, не кино, скорее почувствовала, чем поняла Маша и бросилась в придорожные кусты. Как раз вовремя. На том месте, где она стояла секунду назад, прошла пулеметная очередь.
– Ты как дочка, не ранена, – обратился к ней старик с длинной седой бородой. – Если нет, то вставай, улетели ироды.
– Нет, нет, дедушка, – дрожащим голосом ответила Маша и задала вопрос, на который, как ей казалось, она уже знала ответ. – А что тут происходит?
– Как что – война, дочка, – скорее настороженно, чем удивленно ответил старик. – Десять дней, как немец напал и все прёт и прёт. Да ты что контуженная, что ли или речь Молотова не слышала.
– Не слышала, – заикаясь