Для Человека сущность Бога в том, что Он – Бог Живой, с которым можно вступить в духовный контакт, установить отношения, подобные отношениям между людьми.
Жить в средние века значило не иметь тела; жить сегодня – значит не иметь души…
Для всенародной морали необходима опора мистики. Твердость видимой этики зиждется прочно на вере в невидимое.
В глубине всякой подлинной религии и всякой подлинной мистики есть жажда преодоления «мира» как низшего бытия, победа над «миром», и, следовательно, есть аскетика – как путь к этому преодолению и этой победе. Без момента аскетического, то есть преодоления низшей природы во имя высшей, победы над «миром сим» во имя мира иного, религиозная и мистическая жизнь немыслима. Аскетика (духовное упражнение) есть общеобязательный формальный метод всякого религиозного и мистического опыта, хотя духовное содержание, скрытое за этим формальным методом, может быть очень разное.
Аскетизм есть очищение сердца от злых страстей.
А что такое это аскетическое учение, как не учение воздержания вообще и регулирование наших чувств и действий во Имя Господне?
Идеал средневекового общества – монах, святой, аскет, человек, максимально отрешившийся от земных интересов, забот и соблазнов и потому более всех остальных приблизившийся к Богу.
Расчет здесь тот, и очень ясный, что монашество (даже по признанию людей вовсе не особенно церковных) есть высший идеал христианства. Если есть довольно много умов и сердец, ищущих идеала высшего, то непременно будет в обществе еще несравненно больше таких характеров, которые удовлетворятся средним идеалом – идеалом христианства семейного и в этой средней сфере будут достигать своего рода наивысшего совершенства и достоинства.
Охлаждение к идеалу высшему, отвращение к его крайностям влечет за собою очень скоро грубый упадок и того среднего состояния, которое сначала большинству казалось достаточным.
Христианство есть религия распятой правды.
«Сойди с креста, и мы в тебя поверим», – кричали Распятому его стражники на Голгофе. Но он не сошел и – более того – в минуту страшнейших мук агонии у него вырвалась жалоба Отцу Небесному на свою покинутость.
У Иисуса перед лицом насильственной смерти были сомнения, он просил Бога, чтобы «миновал его час сей». Однако он быстро преодолел минутную слабость и обнаружил спокойную решимость пройти свой путь до конца. О величии и внутренней гармонии его духа точно так же, как и о смысле