тот, что бывает у дамы, танцующей в зале.
Было и это в далёких туманных годах…
Только недолго пришлось по паркету кружиться.
Стыли у горла стихи, среди дня и впотьмах
требуя права на жизнь, как дитя роженицы.
В бедной Елабуге смерть, карауля слова,
сжала в короткой записке последние строки,
но до конца не пришлось ей достичь торжества:
Вы – рядом с нами, и мы уже – не одиноки.
Александр Балтин
К 125-летию Марины Цветаевой
1
Взрыв – как можно выдержать такой?
В нём совмещены и мысль, и чувства.
Или жизнь, накрывшая волной?
Выдержать и описать – искусство.
Столь велик цветаевский порыв
Запредельного коснуться, что и
Будто нет житейских перспектив,
Вместе – жизнь прожить безмерно стоит:
Ощутить всё, что возможно в ней:
От восторга до исчезновенья.
Кружится великолепный снег
Вечности огромной, как мгновенье.
2
Библейские пророки не были предсказателями, но – обличителями; пророческая мощь Цветаевой совмещала в себе обе ипостаси…
Крысолов, играя звуком, уводит крыс – но не увести ему бесов мещанства и вранья, которые, одолевая отцов, будут одолевать и детей.
Мощь строки обеспечена значительностью говоримого, а правда превращается в искусство в той мере, в какой это игнорируется «глотателями пустот» – о! наше время увеличило их в разы, и пустота, окружающая нас и заполняющая наши умы, отвращает от стихов.
Цветаевская нить вибрирует сталью смысла, и искрит поэтической новизной: букеты неслыханных рифм, необычность развёрнутых метафор.
Всё, кажется, срывается с петель, но – как мощно она держит в силовом поле целостности переусложнённый мир – свой мир – открытый всем со щедростью ливня – с распахнутой для всех казной интеллектуальных и духовных богатств.
Щедрость света.
Щедрость смысла – жизни самой.
Ольга Наровчатова
Памяти Марины Цветаевой
Детей настигла страшная судьба,
Удары получая раз за разом,
Измучилась. Ответила отказом,
Железных лет невольная раба.
Как степь без края, ты была, Марина.
Металась искрой между двух огней,
Судьба твоя, как горькая рябина,
И белый снег, кружащийся над ней.
В стихах была пророческая сила,
А всё ж не разглядела, где беда.
Не сразу подняла тебя Россия,
И поздно пожалела, как всегда.
Николай Иодловский
Марине Цветаевой
Последний взгляд упал и замер,
Журнал плитою пал из рук.
Лицо Марины в чёрной раме
Ко мне пришло чрез сонмы мук.
Свистящий миг её кончины
Коснулся угольным крылом:
Любовь, тоска и грубость сына
Соединились в миге том.
Непостижимо