– Гриша, может чаю?
Гришка молча встал, с грохотом уронив табурет и, не глядя на жену, прошёл в дочернюю спальню. Остановился в дверях, поглядел на застывший белый одеяльный кокон, из-под которого выбилась на подушку русая прядь. Надежда, стоя в дверях кухни, огромными от испуга глазами смотрела, как муж подошёл к Веркиной кровати и сел на её край, опершись о колени руками.
– Значица, так. Мне наплевать, кто из твоих кобелей тебя обрюхатил. Выйдешь за Виктора, и молись, чтоб он не передумал. Вот как. – Гришка хлопнул ладонью по коленке и встал. – Мать, дай позавтракать, да поживее!
В райсовете, закрывшись с Осипцовым у себя в конторе, Ивахнюк без обиняков, глаза в глаза, изложил ему ситуацию. Виктор уставился в пол, лицо и уши у него пылали. «Уж не он ли?..» – с изумлением подумал Гришка, но осёкся: быть не может! Верка, правда, с ним вовсю заигрывала, но, кажется, больше для того, чтобы поиздеваться: Виктор смущался и прятал глаза. «А может, это он только передо мной такой скромный, потому как начальство?» – вдруг подумал он с внезапным прозрением и спросил, пытаясь поймать взгляд подчинённого:
– Твоя работа?
Виктор прокашлялся и решительно посмотрел Ивахнюку в глаза.
– Григорий Степанович, я женюсь на Вере.
Гришка так и опешил.
– Так твоя работа или нет? – продолжал он допытываться, лишь бы что-нибудь говорить и ненароком не выдать своего облегчения.
– Это неважно. – Виктор глядел уверенно и жёстко. – Я женюсь на Вере Григорьевне. Если она не будет против.
Глядя исподлобья на будущего зятя, Ивахнюк сказал:
– Не будет.
8.
Началась подготовка к свадьбе.
Притихшая Веруня покорно следила за этой суетой. Её по-прежнему донимали утренние приступы тошноты, после которых она чувствовала себя опустошённой. Подолгу разглядывала себя в зеркало, и то, что она там видела, вызывало бессильные слёзы. Она похудела и побледнела, под глазами залегли тени, а черты некогда свежего и полного жизни лица заострились. Поэтому, когда в первый раз на правах жениха в дом пришёл Виктор, Верка отказалась к нему выйти. Кроме того, это было унизительно: ведь теперь он мог торжествовать над той, которая над ним всегда смеялась!
– Веруня, надо выйти! Нехорошо это! – уговаривала мать.
Но Верка продолжала молча сидеть у окна, кутаясь в цветастый павлопосадский платок, подаренный отцом на шестнадцатилетие.
Полчаса её никто не беспокоил, и она расслабилась. Краем уха она слышала застольные разговоры, которые вдруг стихли, и на лестнице послышались шаги. «Уходит», – с облегчением вздохнула Верка, но тут раздался негромкий стук в дверь.
– Ну, что ещё? – простонала она.
Дверь тихонько открылась, и в комнату вошёл Виктор.
– Можно войти?
Верка