Этот выкуп получился немного неинтересным, сваты без торга выдали запрашиваемую сумму и жениха с дружком сразу проводили к невесте. Марфуша сидела с Катей в окружении девчат за столом в беседке, обвитой диким виноградом, вблизи которой были накрыты столы для гостей. Невеста в белом свадебном платье и фате, казалась Михаилу сказочной феей. Обычно не пользующаяся косметикой девушка, сегодня подвела черной тушью глаза, нарумянила щёки и попудрила лицо. Этот макияж придавал ей сказочную красоту, Михаил от удивления открыл рот и долго не мог вымолвить слова. Пока сваты выплачивали подружкам невесты выкуп, жених стоял и, не отрывая глаз, смотрел на невесту. Марфуша отвечала ему счастливым взглядом и слегка улыбалась, краснея от стыда.
Посаженной матерью невеста назначила свою хозяйку, тетку Зою, и та, пользуясь этим правом, благословила молодых и пригласила делегацию жениха за стол. Михаил нежно взял Марфушу за руку и повел за собой во главу стола. К гармонисту жениха присоединился гармонист невесты, и они дуэтом заиграли свадебную песню. Теперь ее пели все женщины, и со стороны жениха и от невесты. После первого выпитого тоста раздались крики «горько» и Михаил, поднявшись с Марфушей, не сразу решился прилюдно поцеловать девушку. Она часто моргала глазами, и ее лицо сделалось красным от стеснения. Понимая, что весь день придется подчиняться «законным» требованиям гостей, Марфуша покорно закрыла глаза, и Михаил нежно прикоснулся своими губами к ее.
Жениху и невесте пришлось еще несколько раз выполнить требование гостей и поцеловаться, и каждый раз Марфуша краснела от стыда и закрывала глаза. Наконец сваты скомандовали «пора бы и честь знать» и дружно поблагодарили «родню» невесты за угощение. Никто, конечно, не знал, что все расходы оплатил жених, дабы соблюсти обычай выкупа невесты и угостить от имени ее «родни» делегацию жениха и гостей, приглашенных невестой. Из родственников Марфуши здесь был только дед Чумак с бабкой Глафирой, которые жили недалеко от Грушевского моста.
Дед был огромного роста, около двух метров и плечами в сажень. Его ручищи, на ладони одной умещался блин, впечатляли и если дед сжимал ее в кулак, то он напоминал наковальню кузнеца. Дед был еще трезв и, приблизившись к Михаилу, прошептал ему на ухо: «Обидишь внучку мою, поколочу!» Жених снизу вверх посмотрел на деда и молча кивнул, давая знать, что все