Когда-то, еще не надев на плечи лейтенантские погоны, в пограничном институте, Коряков слышал, что женщины в отличие от мужчин – особы внеземного, космического происхождения. Потому они и совершают такие необъяснимые, не поддающиеся логике поступки, потому и выходят замуж за китайцев, потому и рожают узкоглазых, с черными живыми угольками, обрамленными пушистыми ресницами ребятишек, чтобы в будущем старинные русские земли сделались китайскими. И никакого оружия применять не нужно.
Лена задумчиво помешала ложкой в кофейной чашке.
– Я знаю, если китайцы придут со своей туковой программой, то я убегу. Но вот дедушка… Отец… Отца мне особенно жалко, он бегать не умеет. – Лена быстро, залпом выпила кофе и, отвернув рукав кофточки, глянула на часы. – Ой, мне пора! Ирина Исаковна у нас начальница такая… без укропа съест. С одной солью.
Опять эта усатая «шефша»! Везде ее след, куда ни глянь – всюду ее запах. Коряков поспешно вскочил из-за стола и также глянул на часы.
Чем славился Уссурийск на весь Дальний Восток? В городе всегда стоит хорошая погода. А зима, та просто бывает отменной, – с мягким и искрящимся на солнце снежными плетями, в которые превращались ветки деревьев, с горластыми неунывающими воробьями, с высокими сугробами, в которые завалиться – одно удовольствие, и розовым небом, украшенным облаками, похожими на некие челны, плывут челны, плывут – одни в одну сторону, другие в другую, хотят посоревноваться, кто быстрее, да не могут…
В городе зимуют не только воробьи. Из тайги прилетают птицы вовсе диковинные – длинноклювые, с лазоревым оперением, которые одинаково быстро летают по воздуху и бегают по земле. Поют русские песни и очень музыкально щелкают клювом – народ, слыша птичью чечетку, пускается в плис.
Хорошо зимою в Уссурийске! Летом – хуже. Летом тут стоит такая жара, что народ в собственном поту по тротуарам плавает, по улицам летают столь увесистые слепни, что запросто вышибают ветровые стекла у автомобилей, неосторожно оказавшихся у них на пути…
Коряков проводил Лену до дверей аптеки, церемонно поклонился.
– А ты славный, – неожиданно на «ты» произнесла Лена, коснулась варежкой его щеки, и жест этот заставил сжаться сердце лейтенанта в сладкий комок. А еще больше на него подействовало, что Лена назвала его на «ты».
Ощущая, что у него горячим костром вновь заполыхали щеки, Коряков еще раз церемонно, будто граф какой, поклонился.
31 декабря. Застава № 12. 6 час. 30 мин.
Все это он вспоминал сейчас, находясь у себя в жилой комнате, держа в руках саксофон с серебряным мундштуком и озабоченно поглядывая