Батальонный чуть подумал – и молча кивнул. Загадка оказалась не слишком сложной. «Кожаная» мода постепенно уходила в прошлое, но сотрудники Госполитуправления пока еще придерживались старых чекистских традиций.
Поручика так и тянуло съязвить по поводу того, что жандармов нигде не любят, но он предпочел воздержаться. Странно все же выходило, если подумать. В старой России жандармский корпус был из самых-самых, туда зачисляли лишь потомственных дворян. Любимцы власти! А вот все остальные, от эсеров-бомбистов до гарнизонных офицеров, этих любимцев на дух не переносили. ГПУ, кажется, полностью вписалось в традицию.
Бумага была подписана, что стало поводом для нового чаепития. Греть не стали – выпили по кружке чуть теплого отвара, после чего товарищ Тулак достал большие серебряные часы с гравировкой, вгляделся в циферблат и констатировал, что Техгруппа работает с явным опережением графика. Гриша Каннер, которому бумага и предназначалась, обещал быть на месте только через сорок минут. Оставлять «Заключение № 1» в приемной бдительный ротный не решался. Мало кто там под столом прятаться может?
– Делом пока займемся, – рассудил он. – Про радий – это только начало, пусть и важное. Каннер нам еще «вермишели» накидал. Сказал, что не к спеху, но лучше надолго не откладывать.
Вырыпаев недоуменно моргнул. Пришлось пояснять.
– «Вермишель», товарищ батальонный, – не только лапша по-буржуйски, которая сейчас только в академическом пайке встретишь. Это еще и не слишком важные вопросы, из тех, что высокому начальству решать не с руки. Вот, скажем, есть Совнарком – и есть Малый Совнарком, его как раз «вермишельным» и прозвали. Сваливают туда всякую мелочь, чтоб разбирались помаленьку.
– Кажется, «вермишелью» называли мелкие вопросы из повестки Думы, – вспомнил батальонный. – У нас в классе думали, что это – насчет продовольствия. Тогда, зимой 1916-го, перебои с хлебом начались.
– Во-во, правильно рассуждаешь. В Научно-промышленный отдел бумаги приходят разные. Которые из учреждений, те рассматриваются в первую очередь, на официальных заседаниях. Но отдельные партийцы тоже пишут – и пишут много. Это и есть «вермишель». Наша задача – изучить и отсортировать. Ерунду – в архив, ценное – на рассмотрение. Пока у нас писем немного, с полдюжины. Два я сразу назад отдал, там про клады колчаковские. Гриша Каннер предупредил: если про золото и про иную наличность – возвращать без изучения и проверки. На них свои читатели найдутся, которые в черной коже.
– Жаль! – искренне вздохнул батальонный. – С детства мечтал клад отыскать. «Пиастры! Пиастры! Пиастры» «Да сбудутся мечты Билли Бонса!» «Дарби Макгроу! Дарби Макгроу! Дарби, подай мне рому!»
Ротный только плечами дернул:
– Пиастры – это из детской книжки? Читал как-то в госпитале, там, правда, первых страниц не было. Скурили, грамотеи! Твои пиастры, товарищ Вырыпаев – форменная ерунда, они все на одной-единственной шхуне без напряга поместились.