– Илья Семенович, – Морской снова попытался переломить ход беседы, – вы так все это говорите, будто не знали, что я теперь Морской. Не вы ли мне звонили в редакцию неделю назад, чтобы поручить вашего племянника?
– Что?! Ты! Как смеешь! Разговорчики в строю! – Горленко вдруг вскочил, вытянулся, как пружина, и стукнул кулаком по столу. – Мало того, что натворил делов, так огрызаешься! Отвечай по существу, раз спрашиваешься! Племянник мой – особая статья. Я за него еще построже спрошу. А для начала я хочу понять, с кем имею дело. С псевдонимом?
Морской помимо воли закатил глаза к потолку. Слово «псевдоним» стало нынче ругательным, и приходилось постоянно оправдываться. Все эти модные газетные «честный советский гражданин, которому нечего скрывать от товарищей, не будет подписываться вымышленным именем» породили у людей буквально паранойю.
Морской взял стакан и влил в себя громадный глоток обжигающей дряни – он посчитал, что Илью это должно было немного успокоить.
– Объясняю, – начал Морской, когда снова смог дышать, – я сменил имя и фамилию задолго до того, как нынешние приспособленцы стали подписывать псевдонимами клеветнические статьи. Стать официально Владимиром Морским меня обязал лично Культотдел ВУСПСа, – эту скороговорку за последнее время Морской выучил уже наизусть. – Имею на руках копию приказа за подписью Бориса Лифшица. Если подробнее, то в 1923 году как автору развернутых эссе об истории театра мне поручили посетить Берлинский форум в составе делегации УССР. Эссе я в ту пору писал под псевдонимом Владимир Морской. Чтоб не как в газете, где я был В. Мордкович, и не как в листовках политпросвета, где подписывался «Красный Нави». Запрос от иностранных коллег пришел на имя товарища Морского. Объясняться было некогда, поэтому решили сделать псевдоним реальным именем. Я сообщил о смене имени-фамилии, как и положено, в газете «Известия». Никакого злого умысла, просто стечение обстоятельств.
Илья ничего не говорил, лишь кривил рот и насмешливо кивал.
– Про год рождения, – Морской перешел к следующему пункту. – Я родился в 1898 году. Но сейчас нужно говорить в 1899-м.
– Воот! – оживился инспектор. – Я насквозь вижу! Ваш 1899 год – умышленное искажение фактов с целью скрыть свою службу в царской армии. Так? Все знают, что тот, кто родился в 1898 году, служил царю, а кто младше – уже не попал под призыв. И вот сегодня все, кому не лень, уменьшают себе возраст, чтобы сделать вид, что симпатиями к самодержавию никогда не отличались. Этот маневр мне давно знаком!
– Быть может, кто-то из моих ровесников так и поступает, – рассудительно не стал спорить Морской, – мне это не известно. Наверное, не стоит осуждать людей за желание забыть все, связанное с войной…
– Забыть? – Гримаса Ильи теперь выражала нечто среднее между гневом и отвращением. – Как бы не так! Скрыть! Вот правильное слово. Я вот как родился в 1889-м, так везде 1889-й и пишу. Всегда писал.
– И