На пятый день мы стояли вокруг ее кровати. Невролог предложил нам присутствовать при очередной попытке вывести Бренду из комы. Прошло десять минут после первых признаков пробуждения. Она закашлялась и зашарила ладонями по простыни.
– Бренда, как вы? Вы сейчас в больнице. – Медсестра ласково взяла ее за руку.
Бренда открыла глаза и захрипела сквозь трубку.
– Может, уберем? – предложила медсестра, но врач не торопился.
Бренда умоляюще глядела в лицо медсестры; она давилась трубкой, по ее щекам текли слезы.
– У вас были судороги, сейчас все уже прошло.
У Бренды задрожала левая нога.
– Опять начинается. Усыпляем? – спросил кто-то.
– Нет, – ответил врач.
Тем временем задергалась и вторая нога. Бренда закрыла глаза, пряча испуганный взгляд. Судороги усиливались; запищали аппараты, свидетельствуя о снижении уровня кислорода в крови.
– Ну же? – повторил напряженный голос. Полный шприц уже был наготове.
– Это не припадок, – заявил вдруг врач.
Все обменялись недоуменными взглядами.
– Выньте трубку, – велел он.
– Уровень кислорода падает!
– Да, потому что трубка ей мешает. Она в состоянии дышать самостоятельно.
Бренда вся побагровела, выгнула спину; руки у нее тряслись. Мы стояли вокруг кровати, затаив дыхание.
– Это не эпилептический приступ. У нее псевдоэпилепсия, – сказал врач, и после этих слов, к нашему огромному облегчению, Бренда хрипло и протяжно выдохнула.
Полчаса спустя она окончательно пришла в себя; сидела на кровати, а по щекам лились крупные слезы. Тогда я видела ее в последний раз – и впервые в сознании. Мы с Брендой за все время не обменялись и словом.
В тот же день в ординаторской я рассказала о ней другим стажерам:
– Слышали о женщине, которая почти неделю пролежала в реанимации под общим наркозом? Представляете, у нее нет эпилепсии. И вообще она здорова!
Лишь спустя несколько лет я осознала опасность, с которой столкнулась Бренда. Куда больше времени ушло, чтобы понять, какой вред я могла причинить ей своими словами. Впоследствии я лучше понимала суть психосоматических расстройств. Мне потребовались годы, чтобы созреть как специалисту.
Должность врача я получила в 2004 году, и это перевернула все мои представления о работе. Как старший ординатор я, конечно, несла ответственность за свои решения, но теперь, когда я принимала их в одиночку, выяснилось, что это несравненно тяжелее, ведь надо мной