В лифте он смотрел в зеркало. Впервые за целую вечность Франк зачесал назад отросшие волосы с проседью и слегка намазал их гелем, который пролежал так долго, что даже затвердел. А еще, повинуясь непонятному порыву, он надел утром свой старый темно-серый костюм – один из тех, в которых вел свои самые серьезные дела. У каждого сыщика найдется свой талисман – у кого трубка, у кого пуля, у кого медаль, а у него почему-то вот эти тряпки. Брюки с него спадали, и, чтобы проделать в черном ремне еще одну дырочку, он воспользовался машинкой, выбивающей косточки из вишен. Пиджак тоже висел на нем как на вешалке. Словом, выглядел он как Лорел в одежде Харди[13], но какая разница! В костюме хорошего покроя он лучше себя чувствует, да и выглядит более здоровым.
Приблизившись к своему старенькому «Рено-21» и заметив тень, внезапно вынырнувшую из угла, где лежало старое барахло на выброс, в частности километры тоненьких рельсов и килограммы полиуретановых украшений для игрушечной железной дороги, он вздрогнул:
– Черт возьми, ты меня напугал!
Тень оказалась не кем иным, как Бертраном Маньяном. Хмурое лицо, черные крысиные глазки. Маньян уже сунул в рот сигарету и сейчас крутил колесико зажигалки, чтобы прикурить. Щелчок отозвался эхом в бетонных стенах подвала, желтым огоньком высветилась вырубленная из кремня физиономия. Из всех капитанов уголовной полиции Маньян обладал самым темным и неоднозначным прошлым. Он успел поработать везде – от полиции нравов до Управления по борьбе с наркотиками, он, как никто, знал дно Парижа. Он знал тайные бордели, садомазохистские клубы, знал все гнусные, все подозрительные злачные места, и кое-кто сталкивался с ним там в неслужебное время. Не говоря уже о его продолжительной деятельности на ниве борьбы с торговлей людьми и с эксплуатацией проституции третьими лицами. В подразделении, прославившемся жесткостью действий, в том числе и по отношению к несовершеннолетним.
Впрочем, сам Бертран Маньян гордился своими «подвигами», как гордятся списком заслуг и почестей.
– Неплохой костюмчик! И волосы уложил. Что-то переменилось в твоей жизни, Шарко? Бабу наконец завел?
– Чего тебе от меня надо?
– Еду вот от Фредерика Юро. Бедняга ведь обитал всего-то километрах в трех отсюда, вы были почти соседями. Ну и решил заглянуть сюда.
Сколько времени Маньян здесь торчит? Как проник в подвал? Почему он один? И что еще за намек на присутствие женщины в его, Шарко, жизни? Комиссар хотел было отпереть дверцу машины, но Маньян, опередив его, положил руку на капот:
– Минутку. Почему ты всегда так спешишь?
У Шарко перехватило дыхание: пока Маньян караулил здесь, кто-то другой вполне мог следить за ним вчера, когда он ездил в вивоннскую тюрьму, или забраться к нему в квартиру и всё там перерыть. Нет никого продажнее и изворотливее, чем полицейский, преследующий другого полицейского.
– Чего тебе от меня надо?
– Хорошенькое у тебя тут местечко, комиссар, – и для