Он отводит несколько прядей волос, прилипших к влажным вискам.
– Ничего, сейчас тебе станет легче. На, посмотри. – Джеб выуживает что-то из внутреннего кармана. – Школьный комитет проголосовал за бал-маскарад. Таэлор купила мне маску.
– Выпускной бал-маскарад? О-очень оригинально.
Я изображаю сарказм, радуясь, что Джеб больше не говорит о кресле и об Элисон.
И мне неважно, ради чьего спокойствия – моего или своего – он держит язык за зубами.
– Не смейся, – говорит Джеб, надевая маску – черную, атласную, с резинкой. Над прорезями для глаз и внешним краем маски колышутся миниатюрные павлиньи перья. Такое ощущение, что на лицо ему неудачно приземлилась бабочка.
Я, не сдержавшись, фыркаю.
– Эй. – На подбородке Джеба появляется ямочка, и он тычет меня в бок.
Я ловлю его за палец и улыбаюсь.
– Значит, ты сегодня нарядился гомиком?
– Ну, ты напрашиваешься, спортсменка.
Он принимается щекотать меня. Я падаю на подушки, а Джеб наваливается сверху.
– Ой… – Я хватаюсь за бока – они болят и от плача, и от смеха.
– Я тебе сделал больно? – Джеб замирает, по-прежнему держа меня за талию.
– Немножко, – вру я.
Мы почти соприкасаемся лбами. Из прорезей маски высовываются длинные черные ресницы. Лицо Джеба – воплощенное раскаяние.
– Где? Больно ногу?
– Везде. Больно от смеха.
Он ухмыляется.
– Ага. Ну что, берешь свои слова обратно?
– Конечно. Ты больше похож на метелку из перьев.
Джеб смеется, снимает маску, раскручивает ее и запускает через всю комнату. Маска ударяется об стену и падает на пол.
– Скатертью дорога, – одновременно говорим мы и улыбаемся.
Вот чего мне недоставало. Общаясь с Джебом, я чувствую себя почти нормальной.
Пока не вспоминаю, что это не так.
Я поспешно отодвигаюсь.
– Тебе пора. Ты же не хочешь, чтобы Таэлор увидела, как ты выходишь из моей квартиры.
Он кладет мою левую ногу себе на колено.
– Сначала я посмотрю твою лодыжку.
Я собираюсь сказать, что она уже почти не болит, но от прикосновения сильной, теплой ладони к колену у меня отнимается язык. Прикусив нижнюю губу, я наблюдаю, как Джеб расшнуровывает сапог. Когда он оттягивает лосины и осторожно обводит указательным пальцем родимое пятно, по моей ноге пробегает дрожь. Это необыкновенно интимное прикосновение.
Джеб не сводит с меня глаз, а я гадаю, почувствовал ли и он то же самое. Он снова рассматривает мое лицо так, как будто я – одна из его картин.
Гром сотрясает комнату, и мы отрываемся друг от друга.
Я откашливаюсь.
– Видишь? Уже лучше.
Высвободив ногу, я зашнуровываю сапог.
– Эл… – Джеб сглатывает, и я вижу, как у него прыгает кадык. – Пожалуйста, брось эту затею с Хитчем. Что бы там ни было, оно не стоит того… – он запинается, – …чтобы лишаться чего-то ценного.
Невероятно. Джеб считает меня