Почему к сожалению? Потому что иной раз безумство полезнее рассудочного отношения к происходящему и много предпочтительнее. Раньше мне казалось, что большая часть моих поступков носит на себе печать сумасшествия, но, только надышавшись сладким туманом, я понял, каково это – быть по-настоящему свободным духом и телом, а следовательно, казаться безумным всем, кроме тебя самого.
Следовать малейшему велению разума, целиком отдаваясь мимолетному порыву, не сдерживать чувств, ни достойных, ни осуждаемых, использовать каждое случайное событие, задевшее тебя полой плаща или подолом платья, чтобы построить свое, ни от кого не зависящее и никому не подчиняющееся бытие – вот чему помогала белая пелена, сладким молоком проникавшая внутрь тела и сознания. Казалось бы, разве не благо нес туман людям, скованным цепями обыденности? Разве не дарил он всему живому драгоценнейшее из сокровищ – свободу?
Нет, пожалуй, о подарке речь не шла, скорее было похоже на чье-то баловство, невинную шалость ребенка, не способного пока по малости прожитых лет представить, какую лавину может увлечь за собой камушек с горного склона. Распахнутые настежь ворота еще не означают, что нужно сносить крепостную стену, а разделившие дыхание с озерным пришельцем занимались именно этим. Вместо того чтобы идти по открытому пути, начинали метаться по тесному загону своего сознания, натыкаться на рамки и правила, рушить их, раня и себя, и мир до крови.
Туман… Откуда он взялся, не подвластный никому, зато умеющий брать в плен чужие души? Равнодушное объяснение капитана городской стражи, мол, несколько раз в год белая пелена с Гнилого озера спускается вниз по реке, меня не устраивает. Жители Элл-Тэйна не видят ничего ужасного в трех днях свободы мыслей, способной даже самого робкого из робких довести до душегубства? Пусть. Но я не могу без содрогания вспоминать гулкие голоса, рвущиеся в разные стороны и тянущие за собой частички плоти, дрожащей от беззвучного эха. А все почему? Потому что мне стало страшно.
«Мне стало страшно». Так сказала Шеррит, когда ее спросили о причинах, заставивших наследницу Дома Пронзающих вновь выпустить в мир опасную память прошлого, и в те мгновения я не понимал всей глубины драконьего страха. Попросту не мог понять, а следовательно, сделать то, что обычно само собой происходит после понимания, – простить или осудить. Что ж, зато теперь я знаю, чего и как боятся драконы.
Мы боимся силы, равно своей и чужой. Своей потому, что знаем за собой слабость опьянения могуществом и знаем, насколько трудно бывает удержаться на лезвии равновесия. А чужой силы боимся, когда не можем объяснить ее природу. Шеррит боится меня именно из-за невозможности представить, что такое Пустота. Да, наверняка в библиотеке Дома Дремлющих можно разыскать сотни трактатов, написанных