– Возможно.
Было странно наблюдать эти лёгкие и быстрые движения. Долгожданный гость не мог не удивлять своим видом, уже третий раз они встречались лицом к лицу, но лишь впервые сошлись так близко, так невероятно близко для представителей двух чуждых друг другу рас. Да и как понять это призрачное на вид существо, оказывающееся столь страшным противником в бою.
– Возможно. Нам приходится жить не здесь и сейчас, но в массе мест и времён одновременно. Впрочем мы ещё поговорим об этом, сейчас же мне необходимо сказать тебе нечто важное.
– Она всё-таки умрёт?
– Да. Та сила, что завладела ею, слишком сильна даже для этого священного места. Но в твоих силах сделать так, чтобы эта смерть не стала напрасной. Ты, только ты, должен помочь ей в этой смертельной схватке. Тебе дано вернуть на круги своя силу Подарка, поборов морок Проклятия. Сделай так…
Он не стал дожидаться завершения непрошеного наставления, зябко кутаясь в плащ, ему только и достало сил, что шагнуть обратно под безжизненные своды. Он и сам чувствовал это тяжкое дыхание там, внизу. Он не слушал, он шёл петь свою песню. Нельзя прятаться за чужими спинами. Иногда нужно поставить на карту всё, чтобы победить. Чужую жизнь, да. Но и свою – тоже. Он и без чужинца знал, что ему предстоит сделать.
Раня ноги густой осокой,
Поспешал я по склону вверх,
До вершины той невысокой
Совершая слепой забег.
Помогал мне подняться ветер,
Что поёт меж холмов зелёных,
Что бывает и тёпл, и светел,
Что шумит повсеместно в кронах,
Но не тот он сегодня, право,
В нём я чую лишь рокот стужи,
Только грохот сечи кровавой,
Только яростный гимн оружья.
Что ты видел на той вершине,
Бессловесный ты мой попутчик,
Что теперь рассказать решил мне,
Вволю тем же меня измучив?
Я не ведаю цели дальней,
Мне лишь нужно подняться к небу,
Так зачем же твоя печаль мне,
Груз мне лишний не на потребу.
Не хочу я сражаться с братом
И пусты мне твои знаменья,
Поверну-ка я тут обратно,
Не желаю пытать терпенье.
И затих тут мой ветер-друже,
И покой мне вернул устало,
Он не смог мне сказать снаружи,
Что внутри мне познать пристало.
Знать, зазря я хотел быть первым,
Знать, беспречь свои ноги ранил,
Ведь теперь я отступник веры,
Нарушитель своих же правил.
Ксанд оставил Тсорина с гвардейцами внизу, в одиночку поднявшись на десятиметровый каменный уступ. Отсюда хорошо была видна голая, ровная как стол пустыня позади. Если хорошенько присмотреться, то отсюда даже можно разглядеть темнеющую в зеркалах миражей кайму Мёртвого моря. Его солёные воды, казалось,