– Какие восемьдесят копеек? – возмутился я. – С утра курс двадцать четыре рубля с копейками был!
– Да побойся Бога! Двадцать рублей за доллар – и ни копейки больше!
– Хрен с тобой, – ответил я. – Тысячи рублей за глаза.
– Тысяча – так тысяча, – согласился бандит, глядя куда-то поверх моего плеча.
Я инстинктивно начал разворачиваться, но не успел – в затылок уперлось что-то твердое и холодное. В меня еще ни разу не такали стволом пистолета, но я, почему-то, догадался, что это он и есть.
– Что, падла легавая, не ждал? – оскалился жулик. – Думал, я поверю, что какой-то лошара такой пресс гринов на кармане таскает?
Да, блин, было же время… когда каждый, у кого в кармане больше пятидесяти рублей уже считался миллионером – то есть врагом Советской Власти. А, если врагом не был – то, значит, работал на нее. Угораздило же меня так встрять!
– Здрасти, приехали, – вздохнул я. – А теперь-то что?
– Теперь мы поменяем тебя на автобус, который довезет нас до Кубы, – ответил из-за спины тонкий, писклявый голос, видимо, принадлежавший Скелету.
– Так братцы… – я осторожно, чтобы не спровоцировать стрелка, навалился на спинку кресла, и каким-то там по счету позвонком почувствовал рукоятку Беретты, заткнутой за пояс. – С пересадкой придется ехать-то… где-то в районе Атлантического океана.
– Вот попандос, Акимыч! – снова пропищал тощий. – Я же говорил, что это – в Бразилии.
– Не парься, Скелет, – отмахнулся Фима. – Сейчас Алексей Сергеевич поделится с нами капустой, и все будет ништяк. Чего зенки-то вылупил? – обратился он уже ко мне. – Лопатник доставай.
И тут я понял смысл этого развода. Ну конечно! Стрелять здесь, в квартире, где оба жулика уже засветились – никто не будет! КГБ в те времена работала на раз – на два бандиты уже смотрели на юг из окон где-нибудь на Новой Земле. Лоховская разводка. Пожалуй, только у законченного совка штаны от такого наезда наполнятся, у тех же, кто жил в веселые девяностые, нервы отштампованы из 120-миллиметрового дюралевого бронированного листа – как лобовая броня у БМПшки.
– Тихо, братцы, тихо! – развел я в стороны руки, цепляя носком ботинка нижнюю полочку журнального столика. – Сейчас я достану лопатник, отдам его вам, и тихо уйду – договорились?
Громила подался вперед, стрелок тоже расслабился – давление ствола шпалера на затылок уменьшилось. Замерев на мгновение, еще раз просчитав в голове ситуацию, я поддел носком столик и зафутболил его в Фиму. Зазвенела, падая на пол посуда. Рука же, действуя независимо от головы, достала из-за пояса ствол, и я, не разворачиваясь, через плечо, наугад, выпустил