Если же обратиться к геометрии Эйлера, то может показаться, что данный прогностицизм форм также явление упорядоченное в логику линейности, но это, как и всё о выше сказанном с одной стороны так, а с другой стороны показывает одномоментную косность мышления, потому что иная вариация подхода – это не совершенно новое в координатах пространства и алгебры, а парадокс и праксис системы иной геометрии мышления. И потому Эйлер ближе к нелинейности, нежели Гёдель к нелинейный преобразованиям как следствия инерциальных вычислений его теории.
Пример парадокса и праксиса показал в своих вычислениях чётности, нечетности …., но современная нам математическая наука XX века именуется мной наукой подробизма или подробизации (интенциональный оказиях уплотнения информации вокруг кардинально стационарных базисных структур числа и линии).
На самом деле лишение математики XX века того, что называлось ancient philosophy (древняя философия) – это артефакт изъятия из математики структур числового фундаментального апробирвоания. «Древняя» математика стала пониматься как историзм, как историческая ликвидность, в то время как должна была пониматься как альтернативная парадигма мышления, как est, но никак не как исторически минувшее подразумеваемое «худшее», это неминуемо повлекло преобразование главной сущности математического в геометрическое, главная сущность – числовая проектность и интериоризированность стала отчуждённой спецификой мышления математика, что привело к фоновым подробизмам. Если бы число как phenomenon сохранило себя, то сейчас, исходя из дуалистических проностических интрпретаций можно было бы сказать, что мы увидели бы математический субстрат.
Сущность и основание мира таково, что субстрат получается из совокупности содержаний (числовых верификаций и флуктуаций), а не из форм числового поведения (легитимная геометрия к XX веку), но математики всего мира поверили именно в геометрию, а не число.
Теорема Ферма, как бренд геометрии стала самым ярким выражением и отправным фор-пост симптомом будущего геометризирвоанного подробизма. Но в геометрии нет тем не менее ничего плохого, дело в другом – геометрия могла бы быть другой, конституционально и конвенционально обозначенной community числа, и оппозиционной entre философии числа, а основываясь на некоей единой научной парадигме с единого стандарта математиками геометрия явилась консервированным и капитулирвоанным в своих основаниях явлением.
Положения Евклида и Лобачесвского в такой ситуации стали апофеозом мало структурно и пространственно определённой работы. Это была обеднённая геометрия, вдохновлявшая парадоксализмами, но как видим, парадоксальности не было, потому что стереометрические константы, которыми оперировал Лобачевский в антогонистической позиции Евклиду оказались лишь пунктуальностью единой лиги детерминирования обеднённой числом геометрии.
Исторические сведения