Советская власть с каждым годом усиливала давление на частные издательства, а педагоги – на «волшебную» литературу. «Радуга» оказалась под двойным прессом. Историк издательского дела в России С. Е. Шаманова пишет: «Еще в 1925 г. при научно-педагогической секции Государственного ученого совета при Наркомпросе была образована Комиссия по детской книге. Возглавляла ее Н. К. Крупская. Одна из основных задач этой Комиссии заключалась в разработке критериев оценки детской литературы и проверке соответствия им книжного рынка. С этой целью по заданию Отдела печати ЦК ВКП(б) с конца 1926 г. Комиссия приступила к обзору продукции издательств. Вскоре очередь дошла и до “Радуги”. 18 февраля 1927 г. на очередном заседании Комиссии были заслушаны доклады по обзору продукции за 1926 г. частных издательств “Радуга” и Г. Ф. Мириманова. Основной докладчик – Н. Ф. Чужак и содокладчики 3. И. Лилина (представитель Главсоцвоса) и А. К. Покровская (Отдел детского чтения при Институте методов внешкольной работы). Н. Ф. Чужак констатировал, что положение с детскими книгами хуже всего в “Радуге”. 62 % их он признал негодными и только 38 % – удовлетворительными. Причем в отмеченные выше 62 % негодной продукции “Радуги” попали в основном “волшебные”, т. е. наиболее вредные, с точки зрения Чужака, книги. “Волшебный, извращающий действительность уклон издательства “Радуга” носит определенно злостный – уже не псевдо-советский по существу, а антисоветский характер”, – отмечал Н. Ф. Чужак. Он не дал ни одной положительной рецензии на книги “Радуги”. Досталось всем, в том числе С. Маршаку и К. Чуковскому. “Путаница” – это несуразность, возведенная в принцип. “Чудо-дерево” – глупость, бессмыслица, ультрафантастика. Прелестнейшая книга К. Чуковского “Свинки” (рис. К. Рудакова) критиковалась за “возмутительные” рисунки с “эротически” поданными свинками и соответствующее рисункам содержание».
Борьба с «волшебной» литературой для детей напрямую коснулась Чуковского и нашла отражение в его дневнике. 1 августа 1925 года Корней Иванович записал:
«Был вчера в городе, по вызову Клячко. Оказывается, что в Гублите запретили “Муху Цокотуху”. “Тараканище” висел на волоске – отстояли. Но “Муху” отстоять не удалось. Итак, мое наиболее веселое, наиболее музыкальное, наиболее удачное произведение уничтожается только потому, что в нем упомянуты именины!! Тов. Быстрова[25], очень приятным голосом, объяснила мне, что комарик – переодетый принц, а Муха – принцесса. Это рассердило даже меня. Этак можно и в Карле Марксе увидеть переодетого принца! Я спорил с нею целый час – но она стояла на своем. Пришел Клячко, он тоже нажал на Быстрову, она не сдвинулась ни на йоту и стала утверждать, что рисунки[26] неприличны: комарик стоит слишком близко к мухе, и они флиртуют. Как будто найдется ребенок, который до такой степени развратен, что близость мухи к комару вызовет у него фривольные мысли!