Она поднялась с моего опадающего члена, позволив сперме пролиться в пах, села к рулю, придерживая ладонью мокрую головку члена, и оглядела салон автомобиля, словно прикидывала, как еще можно использовать наш половой акт. Освещенный вечерним солнцем бледнеющий шрам на лице выдавал эти скрытые мотивы, как тайный кордон на захваченной территории. Решив, что надо как-то приободрить Хелен, я высвободил ее левую грудь из бюстгальтера и начал гладить. Возбужденный знакомой формой, я смотрел на сверкающий грот приборной доски, на выпуклую сборку рулевой колонки, на хромированные головки переключателей.
Позади нас появилась полицейская машина; белый корпус тяжело качался на колдобинах. Хелен мгновенно выпрямилась, ловким движением убрала грудь, быстро оделась и начала поправлять макияж, глядя в зеркало косметички, – дистанцировалась от собственной жадной сексуальности.
Однако Хелен Ремингтон явно не переживала из-за половых актов в тесном салоне автомобиля, припаркованного где-нибудь на служебных дорогах, в переулочках и на полночных парковках. Когда я в течение следующих недель забирал ее из дома, который она снимала в Нортхолте, или поджидал у вестибюля иммиграционной службы, казалось невероятным, что у меня есть какие-то сексуальные отношения с этой чувствительной женщиной-врачом в белом плаще, терпеливо выслушивающей жалобы туберкулезного пакистанца.
Как ни странно, наши половые акты происходили только в машине. В большой спальне съемной квартиры Хелен у меня даже эрекции не возникало, а сама Хелен принималась спорить и отдалялась, болтая о самых скучных аспектах своей работы. Зато в моей машине на запруженных дорогах мы легко возбуждали друг друга. Каждый раз она проявляла все больше нежности ко мне, старалась снять мое беспокойство. Каждый наш половой акт повторял смерть ее мужа, повторял образ его тела в ее влагалище – в сотнях перспектив наших губ и бедер, сосков и языков посреди металлического и пластикового салона машины.
Я ждал, что Кэтрин раскроет наши частые встречи с одинокой женщиной-врачом, но, к моему удивлению, она мало обращала внимания на Хелен Ремингтон. Кэтрин снова отдала себя браку. До аварии наши сексуальные отношения почти совсем угасли и сводились к скудной серии игр и извращений. Вылезая по утрам из постели, Кэтрин как-то механически обслуживала себя: быстрый небрежный душ; моча из ночной вазы выливается в унитаз; достается колпачок, смазывается и вставляется на место (как и где она занималась любовью в обеденный перерыв, с каким пилотом или администратором авиакомпании?); кофе под утренние новости…
Все это ушло, и на свет явились маленькие, но растущие знаки нежности и любви. Когда Кэтрин лежала рядом, бессовестно опаздывая на работу,