Увидела дергающееся белое лицо Маши. Осторожно скользнула мимо. Под ногами неприятно хрустнуло битое стекло.
Кухонные шкафчики, содранные со стены, громоздились на полу. Пол ощетинился осколками. Книги помятыми бабочками разметались по комнате.
– Ну что, хорошо отдохнула в Одессе? – Маша взвизгнула.
Подскочила вплотную, выплюнула:
– Дрянь!
И ударила по лицу. Саша покачнулась. Почему-то ей было спокойно в этот момент. Казалось, – все закономерно и логично, все так и должно быть, все к этому шло. И надо запомнить свои ощущения и выражения лиц двух девушек, их слова, жесты, эти молотящие воздух кулаки, и перекошенное лицо задыхающийся Маши… и свои боль и стыд…
Наконец, выдохнувшись, Маша рухнула на пол, долго смотрела в одну точку. Встряхнув головой, подцепила двумя пальцами бутылку коньяка, взяла уцелевшие рюмки, медленно подошла к забившейся в угол Наде. Губы скривились в улыбке:
– Может, мы чокнемся?
– За что будем пить? – Надя подняла рюмку.
– За любовь! За дружбу!
Они чокнулись втроем.
– Мне всегда не везло в любви, – Маша изучала лицо Нади, – Я влюбилась по переписке в девушку из Бельгии. Россиянку. Взяла индивидуальный тур, чтобы увидеться с ней… Ты была в Бельгии?
– Да. В Бельгии были классные вафли, а в Голландии классная трава.
– Не знаю… я никогда не была в Голландии… Гостила у нее неделю. Потом она провожала меня в аэропорт. Мы сели в электричку, взяли пиво, ехали и плакали. Потом она приезжала ко мне в Москву один раз.
Маша выпила коньяк.
– Потом была еще одна девушка с сайта. Она предала меня.
– Это бывает, – сказала Надя.
– Почему все предают?
– Это случается со всеми.
Коньяк закончился. Маша внимательно изучала пустую бутылку.
– Давайте я схожу в магазин. Что купить?
– Водки… хуже уже не будет… – Надя смотрела в пол.
В кровать легли втроем. Саша посередине. Нетрезвая Надя пыталась обнимать Сашу, прижималась к ней. Саша отстранялась, убирала ее руки со своего тела. А та, поблескивая влажными глазами, шептала:
– Останься со мной… ты не пожалеешь… не пожалеешь…
Маша часто просыпалась. Пошатываясь, добиралась до туалета, и было слышно, как ее рвет. Возвращалась, смотрела на них, долго, мутно, лицо ее искажалось, зачем-то она становилась на четвереньки и раскачивалась, стонала, а потом кидалась головой в подушку, зарывалась лицом.
Как раненое животное, думала Саша. Ты входишь в мир другого человека, входишь плотно, основательно, создавая иллюзию, будто это навсегда. Или, по крайней мере, надолго. А потом оставляешь растерзанное тело, мозг. Как охота. Всегда презирала охотников. Одним нажатием курка превратить прекрасное существо в окровавленную агонизирующую плоть. Никогда не могла понять этого. И вот теперь. Жмешь на курок. И смотришь, смотришь, смотришь на агонию.
Утром