– А еще я думаю, что нам стоит семью Мастера навестить, – немного подумав, предложила я. – И деньгами помочь, из тех, что легко достались.
У меня на этот счет должок из прошлого тянулся. Когда я приняла решение распустить Стаю, то понимала, что мои ближайшие друзья – ветераны уходили от дел совершенно сознательно, а вот младшему поколению возникшую пустоту заполнить нечем было. Поэтому я собрала остатки страхового фонда, оставшиеся от Волка, и пришла с ними к Мастеру, попросив найти другой зал и продолжать там тренировать моих мальчишек, хотя бы тех, кто продолжает проявлять интерес к его искусству. Сама я в этом больше не участвовала, но связь с Мастером, первое время, поддерживала. И с детским клубом Хорька и его руководительницей – Мариной.
Пока строй не поменялся, все шло более-менее нормально. У Марины, по моей протекции, даже спортзал в подвале оборудовали, и библиотеку организовали. Ребятня очень радовалась. А после пресловутой «перестройки» помещение у детского клуба отобрали. В квартиру въехала какая-то коммерческая организация, а в спортзале тусовались уже не ребятишки, а совсем другая публика. Марина перешла работать в какую-то школу, отчаявшись возродить свое дело. За повседневной суетой, связь с Мастером я, постепенно, тоже потеряла. В новый зал я к нему захаживать не считала правильным, как говорится «Уходя – уходи», а домой к нему, через весь город, часто ездить было напряжно. Тем более, что у Мастера, наконец-то, появилась жена и двое маленьких сыновей. Жизнь у него, понемногу, налаживалась, а мое появление приносило с собой, лишь, тягостные воспоминания.
Известие о его смерти обрушилось на меня, как гром среди ясного неба. И не только потому, что ушел великолепный спортсмен и талантливый тренер, но и прекрасный человек, пытавшийся спасти как можно больше заблудших детских душ. Он считал, что прививая основы восточной философии и основанных на ней боевых искусств, он дает подросткам возможность, отстоять свою позицию, не прибегая к оружию, а значит, спасти как можно больше жизней в смутное время, и не дать ожесточиться. Зная его убеждения, я имела основания полагать, что смерть его случайной не была. Но надо было проверить.
Я ко многому была готова, но душу мне будто когтями рванули, когда я увидела изможденную и печальную, хотя, еще совсем не старую женщину. А жену Мастера я помнила красивой и веселой. И гибкой, как лоза. Тянуть, в наше нелегкое время, одной двоих маленьких детей, и впрямь, неподъемная ноша. Не хотелось, лишний раз, ее раны бередить. Однако, я попыталась разговорить женщину, пока ее пацанята вокруг парней с их мотоциклами вертелись.
– Я поражаюсь мужеству, с которым ты держишься. Нелегко и дом, и мальчишек, без мужа, на себе тащить, – посочувствовала я, окинув взглядом двор старого деревянного дома, едва ли не век простоявшего на отшибе, за железной дорогой.
– А зря, все, вы только