Протерев последнюю ложку, баба Маша положила её рядом с остальными чистыми приборами и пристроила полотенце на краю стола.
– Тут же не зря и Перкунасу, и Перуну идолов ставили. Предки-то наши поумнее нас были, знали земли, что силу дают добрую. Вот и находили сакральные места, как собаки след. Однако, когда Единый Бог к нам пришёл, повергли старых идолов и богов. Христиане тоже ведь сразу почуяли, что есть здесь что-то. Крест поставили каменный, да только не приглянулся он духам – они его и поглотили. Ушёл под землю. А потом и часовню возвели, да по всем правилам и канонам, по сердцу пришлась она Духовой горе. И пошла с тех пор молва о чудесах… Оттого и стремятся в эту сторону и паломники, и просто любопытствующие, вот только мало их. Немногие про это место знают. Духи сами решают, кому подсказку дать, а кого сюда позвать. Ты вот, например, и не ведала про гору эту раньше-то? Значит, позвала она тебя: время твоё пришло.
Баба Маша хитро подмигнула в ответ на моё удивление. Подперев ладошкой подбородок, она устремила на меня внимательный взгляд:
– Так зачем пришла-то?
И снова я подумала о том, до чего же молодые глаза у старушки, ей же явно далеко за восемьдесят. Сухонькая, невысокая, но до сих пор красивая – курносый нос, чуть запавшие щёки, острый подбородок, переходящий в тонкую лебединую шею, сейчас покрытую складочками морщин… Белые, как снег, волосы заплетены в тугую и по-прежнему густую косу, что достаёт до пояса. В молодости, наверное, все парни деревенские по бабе Маше с ума сходили!
Мне почему-то совсем не хотелось обманывать эту милую старушку или уходить от темы, и я сказала прямо:
– За надеждой, баба Маша, устала я. Столько зла вокруг, все грызутся как собаки, каждую мелочь превозносят, и неважно, хорошую или плохую. Всё, что ценилось прежде, с грязью смешано. Думала, может, мне тут легче станет. Вдохнуть воздуха лесного – и снова в будни, к людям и их проблемам.
– Коли за надеждой… – протянула задумчиво бабушка, теребя подол сарафана. – За надеждой ещё никто не приходил. За богатством приходят, за исцелением, справедливости требуют, любви хотят. Надежды пока никто не просил.
Неожиданно моя собеседница довольно резво для своих лет поднялась со стула и молча отнесла посуду за печку. Видимо, там ещё какой-то шкафчик стоял, от входа незаметный.
– Ты вот что, девонька, – сказала по возвращении хозяйка, окинув меня задумчивым взглядом. – Ложись-ка спать, утро вечера мудренее. Может, раненько в часовне ответ на свой вопрос и получишь. Если надобно будет отлучиться по нужде, то справа за углом, как выйдешь из избы, нужное тебе место и сыщешь. Я на столе керосинку оставлю гореть, возьмёшь её.
Баба Маша выдала мне свободную ночную рубашку до пола с длинными рукавами, дождалась, пока я переоденусь