Мир замедлился, голоса исчезли, и появилась полынь. Комната сжалась в одну темную точку. Зеленые смеющиеся глаза соседки залила чернота. Миг – и Уля увидела, как Софа идет по заросшему кустами скверу рядом с домом, как фонарь гаснет за ее спиной, как она вздрагивает, когда на шею ложится тяжелая рука. Недолгая борьба, булькающий сдавленный крик – и тело падает прямо в грязь, а слепые окна домов равнодушно наблюдают за тем, как шарит по выпавшей из рук сумочке все та же мужская ладонь, как брезгливо откидывает полупустой кошелек, как срывает тонкую золотую цепочку. Как убийца переступает через натекшую из разрезанного горла кровь и спокойно идет себе дальше, не чуя полыни, которая заполнила собой весь мир.
– Эй, ты меня слышишь? – теребила ее за рукав живая Софа, пока Уля обдумывала, удастся ли съехать завтра, получив на руки остаток залога.
На следующий вечер Софа провожала ее у дверей, почти не сдерживая слез.
– Я так рада, что у тебя нашлась тетка в Мытищах… Но буду по тебе скучать! – бормотала она. – Ты мне пиши… Ах, да. Тебя же нет нигде. Странная ты, Улька.
Уже переступая порог, Ульяна все-таки обернулась.
– Береги себя, хорошо? – При виде того, как нежно бьется на шее Софы жилка, удержаться было сложно. – И не ходи одна по ночам.
Та кивнула в ответ и еще раз обняла мрачную соседку. Больше они не виделись. Отчего-то Уля даже не пыталась их предупреждать – ни подростка, встреченного в магазине, что тот выжжет себе мозги забористой кислотой, ни старушку – ей предстояло попасть под машину, ни потасканную девицу, в теле которой жил ВИЧ, о чем она пока не знала. Чаще всего они проходили мимо, не замечая, как замерла рядом мрачная девушка. Не чувствовали полыни, не ощущали дыхания скорой беды. И Уля дожидалась, когда дрожь по телу утихнет, сердце перестанет вырываться из-под ребер, а холодный пот высохнет между лопатками, и шла себе дальше, шла, не оглядываясь на живого мертвеца.
Вот и теперь она ежилась, стоя на самом краешке перрона, и старалась не смотреть никому из толкавшихся рядом в лицо. «Береженого Бог бережет», – абсолютно не к месту вспомнилась ей старая поговорка, которую любила повторять мама.
Острый укол боли ввинтился в живот, будто кто-то проткнул его длинной иглой. Об этом тоже не стоило