«Нужно время», – говорит Ирка, будто кто-то с ней спорит. Я и сама знаю, что нужно время. Только когда оно придет, это время? А? Я вас спрашиваю, сестры, когда оно придет?
Сколько надо времени, чтобы сердце перестало любить? И сколько надо времени, чтобы оно полюбило вновь? Хватит ли у меня жизни?
Я смотрю телевизор, а он мне показывает только Вия. Я слушаю радио, но оно говорит только о Вие, и каждая песня поет о нем. Я сажусь обедать и не могу есть, потому что он смотрит на меня из каждой ложки, поднесенной ко рту, из тарелки, из чашки. Он сидит рядом со мной, такой мачо, блин, и не дает спокойно пожрать! Да я и не хочу есть, нет аппетита.
А ночью! Господи, ночью можно просто с ума сойти! Он всегда рядом. Он спит вместе со мной. Он целует меня, едва я закрываю глаза. Я целую его. Мы занимаемся сексом, едва я начинаю дремать. Он буквально не дает мне спать! Это какой-то сексуальный маньяк. Это кошмар. Я вся измучалась. Я не могу спать, потому что он оккупировал мои сны. Целыми ночами я лежу дура дурой с закрытыми глазами без сна и думаю о нем. Но открывать глаза нельзя, потому что по ту сторону век его нет. И это мучительней вдвойне.
А ведь мне девятнадцать. Через пять-шесть лет я уже буду старухой. Кому я буду нужна? На лице появятся морщинки, на руках кожа станет дряблой. Фу-у, гадость! Лучше отравиться в двадцать лет и быть всегда молодой.
Я стремглав бросаюсь на каждый телефонный звонок, но это всегда оказывается кто-то другой, и я стараюсь быстрей отвязаться и повесить трубку.
– Вий! Вий! Ви! Прости меня, дуру! Вернись ко мне, Ви! Ви-и-и-и! – ною я.
Через неделю такой жизни Ирка нашла меня в ванной на полу в обеденное время. Я спала. Я была похожа на сумасшедшую алкоголичку с необитаемого острова. Ирка подвела меня к зеркалу, и я поняла, что новый мир я создать не смогла.
Глава шестнадцатая,
в которой Ирка вытаскивает меня из моего погибшего мира
«Все, что меня касается,
Все, что тебя касается –
Все, только начинается,
Начинается…»
(из старой поп-песни)
На меня смотрела какая-то наркоманка с сизыми мешками вместо подглазий, с растрепанными волосами и красными, воспаленными от слез, глазами. Лицо было настолько худым, что нос казался в два раза больше обычного. Я с отвращением отвернулась от зеркала.
– Это твое прошлое, – сказала Ирка. – А сейчас мы будем делать твое будущее. – Она взяла меня за руку и, словно маленькую девочку, снова потащила в ванную. – Сейчас ты у нас станешь той, кем и должна быть. Сейчас ты станешь хорошей девочкой, настоящей куколкой. Глупенькой улыбающейся дурочкой, – говорила она, умывая меня, как ребенка.
– Не хочу – глупенькой! – капризничала я. Но Иркин голос звучал так приятно, так нежно, что мне хотелось расплакаться и распустить сопли на ее груди.
– Ты должна быть глупенькой, – уговаривала Ирка.
– Не хочу! – упорствовала брошенная глупая дура.
– Надо! Не будешь глупенькой, – самцы не посмотрят на тебя. Глупость – всего лишь наживка